Темный разум

Одну стену полностью занимало панорамное окно, за длинной барной стойкой стоял серебрянокожий гуманоид, который мог быть как големом, так и человеком. Отдельные кабинки у стен разделяли псевдодеревянные решетки, а посередине расположились уютные диванчики и низенькие столики. Бар был набит битком — и людьми, и иными, не столь узнаваемыми персонами.

— Твой номер тысяча тридцать четыре, — информировал Боб. — Если есть вопросы, просто обращайся или воспользуйся вон тем пультом. С этого момента мне потребуется три секунды, чтобы откликнуться, поскольку я занимаюсь другими делами.

— Какими другими делами? — спросил я, заподозрив, что Боб догадался о моем намерении погрузиться в исследование бара.

— Личными, — коротко отрезал субразум.

— Ясно. Ты сказал — все оплачено?

— Да, пока не встанешь на ноги. Пока всё?

— Пока всё.

Я двинулся к бару. Когда я проходил мимо одного из низких диванчиков, с него поднялась черноволосая женщина. Я с любопытством взглянул на нее, отметив остроконечные ушки, остренькие зубки и остренькое же кошачье личико. Одежды на ней было не много: короткая облегающая маечка из кожи ящерицы, которая, впрочем, могла быть и нанесенным прямо на тело рисунком, и просторные шорты до колен цвета хаки из метаматерии, на которых то и дело возникали — каждый раз в разных местах — прозрачные ромбы. Ансамбль дополняли несколько старомодные красные туфли на высоких каблуках. Позже я узнал, что таких, как она, называют «котофицированными» и эта женщина зашла еще не слишком далеко — не покрыла, например, все тело шерстью. Но все, что она с собой сделала, лишь подчеркивало ее сексуальность. От ее вида у меня перехватило дыхание и заныло в паху — я просто не был готов к эффекту такой силы. Она посмотрела на меня и понимающе улыбнулась. Я кивнул, признавая полное поражение, и продолжил путь к бару, залитый румянцем смущения, точно прыщавый подросток. И вновь накатившее дежавю отнюдь не улучшило мое состояние.

— Большой бренди, — сказал я серебристому гуманоиду, ожидая, что он переспросит, какой именно. Но бармен повернулся к длинной полке, выбрал бутылку «Хеннесси» и щедро плеснул в пузатый коньячный бокал, который, секунду подержав в руке, опустил на стойку. Стекло стало теплым. Отметив отсутствие видимых модификаций, я решил, что бармен — голем. И, предположительно, именно тот, что должен загрузить мою память информацией. Впрочем, за сто с лишком лет все могло измениться.

— Спасибо.

Я вдохнул аромат и отхлебнул — вкус и ощущения оказались острее, чем помнились. Делая следующий глоток, я думал о женщине–кошечке, а потом — о теле, которое занял. Как и многие солдаты во время войны, я претерпел много модификаций — повысил болевой порог, уменьшил время реагирования, увеличил силу и изменил сопротивляемость к некоторым стимулирующим веществам, хотя остановился на физическом улучшении, или форсаже. А еще — понизил либидо, как штуку бесполезную в военных операциях и при биошпионаже. Имеется ли у этого тела своя наносистема, или какие там методы управления используются сейчас? Почти наверняка, но почти так же наверняка набор настроек там базовый. Я взгромоздился на барный стул.

— У меня вопрос, — обратился я к своему браслету.

После небольшой задержки Боб откликнулся:

— Какой?

— Это тело содержит нанокомплекс?

— Да, хотя и несколько более продвинутый, чем тот, которым пользовался ты.

— Как я могу его перенастроить?

— В этом отношении многое изменилось — у Уткама найдется кое–что для тебя.

Мигом позже передо мной вновь стоял серебристый бармен.

— Уткам?

Он кивнул и положил на стойку передо мной прозрачный браслет, тонкий, как бумага, шириной около дюйма. Я взял его и принялся внимательно изучать.

— Что это?

— Манжетон, — ответил Уткам и снова отправился обслуживать кого–то на другом конце бара.

Всю поверхность браслета занимали миниатюрные кнопки, и едва я занес палец над одной, она увеличилась, потеснив остальные. Проверив каждую по очереди, я обнаружил все известные мне возможности наносистемы, а также еще несколько функций, оставшихся загадкой. Я пристроил браслет на правое запястье, и он тут же сомкнулся, точно приклеившись к коже, и покраснел. Я торопливо отыскал кнопку со скользящими шкалами, регулирующими все аспекты человеческого полового влечения, и уставился на них.

— Ай–ай, как не стыдно, — промурлыкал голосок у моего плеча.

Я повернулся и увидел ее, скользнувшую на стул рядом со мной. Уткам мигом оказался напротив, чтобы налить в высокий бокал перед женщиной какую–то зелень. Кошечка отпила, облизнулась, сверкающие коготки дробно прошлись по стойке. Дежавю вернулось с новой силой, растянув подобные встречи в вечность, точно череду отражений в двух зеркалах. Я тряхнул головой, пытаясь отогнать навязчивое состояние, и сконцентрировал внимание на даме.

— Ты только что из Кронг–Тауэра? — спросила она.

— Да, — ответил я, — и считаю свои реакции слегка ослабленными, с базовыми–то установками нанокомплекса.

— Лучшего места ты найти не мог. — Она подняла руку, охваченную таким же манжетоном, как у меня. И тоже красным.