Темный разум

Несколько секунд Изабель изучала собеседника. Он легко мог бы избавиться от глубокого шрама, рассекающего лоб, правый глаз, нос и оканчивающегося на бесформенной верхней губе. Разные глаза — один голубой, другой карий — тоже можно было бы сделать одинаковыми. Поддавались корректировке все вмятины и зарубки на его лице, и пятнистая, розово–серая кожа могла обрести естественный цвет. Захоти мужчина, он мог бы все исправить — и выглядеть, как Адонис. Однако он наслаждался тем шоком, которое производило на людей его жестокое, брутальное уродство, как наслаждался и жестокостью своего ремесла. Морган был ее подельником в сфере потрошения и работорговли. Ему нравилось причинять боль и внушать ужас, и он отлично подходил для этой роли. А еще — Изабель чувствовала — он был тем, кто, не слишком заморачиваясь, примет ее нынешнюю внешность.

— Морган, — продолжила она. — Я хочу, чтобы ты увидел меня, поскольку тебе и другим по твоему выбору нужно будет знать, как я сейчас выгляжу.

Она хотела еще как–то предупредить мужчину, но вместо этого просто сняла запрет на передачу изображения.

Морган отпрянул от экрана с отвисшей челюстью, потом встряхнулся и вновь подался ближе.

— Ужасающе, — восхищенно выпалил он и жутко ухмыльнулся. — Ты идешь до конца?

Изабель на секунду задумалась. Ее превращение в капюшонника шло стремительно, но теперь, после недавнего вторжения Пенни Рояла, изменения пошли по другому пути. Серые «заплаты» сейчас распределялись равномерно — прикрывая сочленения, «торцы» конечностей и стыки пластин панциря. И они растекались, оставляя за собой участки цвета слоновой кости: так металл меняет цвет при нагреве. Изучая данный эффект под наноскопом, Изабель обнаружила серьезные изменения, включающие возникновение оптоволокон, слоистых фуллеренов[11] и других материалов. Панцирь ее делался все крепче и крепче, хотя и раньше обладал практически полной неуязвимостью, свойственной капюшонникам. Что же до глаз, обретших уже лимонную желтизну, то здесь причиной были генетические изменения живущих на сетчатке фотолюминесцентных бактерий; о цели данной модификации она не догадывалась. Конечно, всего этого Морган не видел — он видел только чудовище.

— Неправда, что это сделано против моей воли, но тело от рук отбилось, — сказала она, мимолетно отметив, что вторая фраза ей больше не годится — за неимением рук. — Но даже не думай, что я каким–то образом изувечена, и не смей сомневаться в моих умственных способностях! В сущности, сейчас я одарена куда больше, чем прежде.

И правда, и ложь. Да, она способна на многое, но за здравый рассудок бороться приходится постоянно.

— Ладно, Изабель, — кивнул мужчина. — Чего ты хочешь?

— Статус последнего груза? — ответила она вопросом на вопрос.

— «Глория» в пути, а «Настурция» все еще здесь, на орбите. Я как раз на борту, мы ждем следующей партии со склада.

— А «Калигула»?

— В космодоке, готов тряхнуть стариной.

— Отлично, высылаю тебе координаты — и хочу, чтобы ты отправился туда, как только будешь готов, даже если весь груз не прибудет.

— А поставки?

— Что ж, нашим клиентам в Королевстве придется немного подождать — у меня есть более неотложные дела. Полный боезапас на «Калигулу», полный штат наших ребят на борту. Вскрой планетарный склад ПЗУ… в общем, считай, что мы на военном положении, и бери все, что сочтешь необходимым.

— Ого. Дело серьезное?

— Ты чертовски прав. Будь на связи.

Чтобы прибыть сюда, а не отправиться прямиком на планетоид, ей пришлось выдержать очередной внутренний бой. Капюшонник в ней желал двинуться прямиком за Спиром, но более логичная человеческая часть разума не могла не считаться с определенными обстоятельствами. Во–первых, у нее было мало топлива, а во–вторых, Спир, контролирующий государственный истребитель, стал по–настоящему опасной дичью.

— Как скажешь, Изабель, — кивнул Морган.

Она вырубила передатчик и переключила внимание на Трента.

Отец-капитан Свёрл

Отец–капитан Свёрл потер друг о друга керметовые жвала–протезы, приподнял громадную мягкую луковицу тела на керметовых протезах ног и издал скрежещущий звук, какой не издать больше ни одному прадору. Его первенец Бсорол попятился, все еще ожидая удара, которого не следовало уже много десятков лет. Бсорол тоже был стар, его панцирь корежили уродливые узлы и наросты, сегменты ног скрючились за сотни лет искусственно поддерживаемого отрочества.

— Уходи, — процокал Свёрл.

Первенец развернулся и двинулся к двери кабинета отца–капитана, святая святых корабля, за которой обнаружились два помощника Бсорола — прадоры, бывшие когда–то вторинцами. Как и остальные двадцать две особи на борту этого подводного дредноута, они находились лишь в шаге от того, чтобы стать первенцами, но не становились из–за собственных деформаций и замен разных не способных отрасти заново частей тел на протезы — замедлитель роста действовал на всех по–разному.