Тёмный рыцарь

Де Пейн повернул голову вправо. Майель смотрел на него вопросительно, не забывая крепко держать рычаг заслона. Парменио нигде не было видно. Де Пейн покачал головой. «Объяли меня волны смерти, — прошептал он, — сети смерти опутали меня». [68]Не о такой жизни он мечтал. Прав был Низам, все вокруг лишь иллюзия, греза. Нет паладинов в белых одеждах, на резвых скакунах, и не поются псалмы в прохладе сумерек предрассветного часа, и нет ни настоящей дружбы, ни боевого товарищества. Скорее уж все вокруг напоминает долину смерти, тропу с ловушками и волчьими ямами, меж которых ему приходится идти. Что ж, он пойдет этой тропой!

Достигли подножия лагерной насыпи. Легкий ветерок, все такой же горячий, гнал понизу песок. Раздалась команда оказать помощь раненым; к ним побежали слуги-носильщики, схватили пострадавших и, как прохудившиеся мешки, потащили в лагерь. Прошагали три сержанта с плетеными корзинами, нагруженными головами убитых врагов. Под заунывный вой волынок и угрожающие выкрики в адрес аскалонцев головы немедля водрузили на острия кольев, которыми щетинился лагерный вал. Простые воины спускали штаны и непристойными телодвижениями дразнили защитников города. Враг не замедлил дать свой зловещий ответ. Через поле брани со стен донесся грохот могучих литавр. Взвилось черное знамя. Над зубцами показались фигуры и несколько обнаженных тел столкнули вниз. Они тут же стали извиваться, дергаться в пляске смерти: вокруг шеи у каждого была затянута веревочная петля. Крестоносцы, не желая уступать, выволокли нескольких упирающихся пленных, сорвали с них одежду и живьем насадили на острые колья. От криков несчастных кровь стыла в жилах. Стервятники стали спускаться ниже, потом немного отлетели в ожидании своего часа.

Де Пейн поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел в смрад лагеря. Добравшись до своей палатки, он откинул полог и сразу повалился на кучу мешков и одеял, служивших ложем. Образы, воспоминания и мысли завертелись в голове, словно самум в пустыне: убийцы в Триполи, насмешливые глаза Низама, неискренность Тремеле, коварные, настороженные ухмылки Великого магистра. Эдмунд кожей ощутил висящую на шее ладанку с зашифрованным сообщением, которое дал ему Низам. Расшифровать арабские цифры ему было не под силу, но он догадывался, какую тайну они скрывают. Быть может, Тремеле, зная о кровной вражде между ассасинами и семейством де Пейн, намеренно отправил его в Хедад, чтобы Эдмунда там убили? А до этого его должны были убить в Триполи? За что, интересно?

Утопая в поту, он метался во сне. Разбудил его взволнованный Парменио. Де Пейн выглянул за полог палатки: дневной свет угасал, потянуло приятной вечерней прохладой. Издалека доносился скрип канатов, стук колес, визг тележных осей, громкие команды, крики, резкий свист бича.

— Что случилось?

— Осадная башня уже готова. — Парменио на миг умолк, пережидая рев труб. — Эдмунд, Великий магистр собирает нас всех. Вот-вот начнется решительный штурм Иерусалимских ворот. Всех созывают под знамена.

Ворча и ругаясь, де Пейн поднялся с ложа. Уснул он прямо в кольчуге, поэтому все тело болело, истекало потом, к тому же Эдмунда нестерпимо мучила жажда, губы его потрескались, а язык слегка распух. Де Пейн схватил мех с водой, плеснул на лицо, прополоскал рот. В палатку вошел Майель. Оба рыцаря нашарили в полутьме свои мечи, шлемы, щиты и кинжалы, потом вышли вслед за Парменио на воздух. Генуэзец комично смотрелся в надвинутом по самые брови шлеме, по виду напоминающем походный котелок. Собирались все у оружейной и алтаря, рядом с украшенным золотыми кистями шатром Великого магистра. Тремеле стоял на повозке, над которой реяли священные хоругви ордена. Зычным голосом он потребовал тишины, сержанты быстро навели порядок. Неуклюже подползла и замерла рядом шестиэтажная громада осадной башни: задняя стенка открыта, остальные три обтянуты пропитанными уксусом бычьими шкурами. Оглядевшись, де Пейн заметил и осадные навесы, баллисты и катапульты; позади них выстроились повозки с горючим материалом: горшками смолы, связками соломы, кипами шерсти, старыми веревками, горами стружек, — все наготове, осталось лишь поднести факел. Воздух был пропитан запахами смолы и масла. Парменио не ошибся: ждали вечерней прохлады, чтобы начать штурм города. Тремеле объявил, что все огромные осадные машины франков, носящие имена «Злой сосед», «Воздаяние Божье», «Адский пламень», вверены Ордену рыцарей Храма. Именно они пробьют брешь в самих Иерусалимских воротах или в стене рядом с башней ворот и будут нести боевое охранение, тогда как главные силы франков устремятся в пролом. Выявлено слабое место городских укреплений, вот туда и будет нацелен удар.