Король усмехнулся, соглашаясь с этой мыслью, и поднялся, а вслед за ним — сын и советники. Стефан в учтивых выражениях поблагодарил тамплиеров и вместе со своими спутниками быстро вышел из трапезной. Король крикнул Евстахию, что им необходимо перемолвиться наедине перед расставанием. Де Пейн прислушивался к тому, как затихают их шаги в коридоре.
— Незадача! — Он выдохнул и обвел взглядом товарищей. — Король ведь нам не поверил, так?
— У его величества хватает забот, — возразил Беррингтон. — Его очень беспокоит сын, да и другие знатные бароны, кои собираются покинуть его. А тут еще Генрих со своим войском! Короля буквально опутали интриги, и не известно, откуда ждать покушения. Никто не желает, чтобы следующим королем Англии стал его сын. Так почему же ему беспокоиться об одной занозе больше, нежели об остальных?
— А надо бы! — Парменио пересел в кресло, которое занимал король. — Смерть Байосиса — это предупреждение.
— Однако мы не в силах выследить Уокина, — твердо сказал Беррингтон, — потому что не ведаем, ни где он, ни под какой личиной скрывается, ни куда направляется. За обедом его величество заверил нас, что писари внимательно перечитали все записи и в казначействе, и в королевской канцелярии и не обнаружили никаких сведений об Уокине, как прежде мы не нашли никаких свидетельств того, что он въехал в королевство или же выехал из него. Теперь, — рыцарь поднялся из-за стола, — нам надлежит сопровождать королевича. Отказаться мы не можем. Предупредить его величество о готовящемся покушении, а затем отклонить его просьбу сопровождать принца — значило бы тяжко оскорбить короля. Вполне возможно, что Уокин последует туда же, куда и мы. Здесь он, во всяком случае, дал о себе знать.
— А Мандевиль был чародеем? — вдруг напрямик спросил де Пейн.
Беррингтон наклонился, облокотившись о стол, и устремил на Эдмунда тяжелый взгляд; лицо его стало суровым.
— Мандевиль воистину был всадником на бледном коне, о котором говорится в Апокалипсисе. И весь ад, несомненно, следовал за ним.
[90]Это одна из причин, — добавил он резко, — по которым я оставил его и отправился за моря. А теперь вот что. — Беррингтон указал на черное деревянное распятие. — Покойного Байосиса следует перенести в монастырскую церковь. Телу его уже ничем не поможешь, но душа его нуждается в наших молитвах…Глава 8
И ТАК ЕВСТАХИЙ, ВЕСЬМА РАЗДОСАДОВАННЫЙ И СЕРДИТЫЙ, ВСТРЕТИЛ СВОЮ СМЕРТЬ
В Уоллингфордском монастыре они провели еще три дня. Евстахий собирал свое воинство из всевозможного отребья: подонков, лондонских воров, наемников из Фландрии, завсегдатаев притонов, грабителей с большой дороги. Все они не останавливались ни перед чем и все больше жирели на гражданской войне, длившейся без малого уже двадцать лет. Они щеголяли в королевских ливреях, однако, на взгляд де Пейна, как были, так и остались волками, причем в волчьей шкуре. Он начинал понимать, как удавалось Мандевилю — или кому иному из знатных баронов — собирать под свои знамена насильников, убийц, воров, чародеев и ведьм. Что ж удивительного в том, что рыцари, подобные Беррингтону, сытые по горло такой компанией, стремились очистить свою душу в рядах Ордена тамплиеров! В целом же, Эдмунду и его товарищам ничего нового узнать не удалось. Смерть Байосиса так и осталась загадкой; все, что они могли сделать, — это позаботиться о достойном погребении. Отпевание происходило в полутьме монастырской часовни, где по стенам метались казавшиеся зловещими тени. Едва мерцали свечи, плавали удушливые облачка воскуряемого ладана, тихо лились из уст монахов погребальные псалмы. Тело покойного окропили святой водой, окурили ладаном, приор произнес положенные слова, после чего самодельный гроб (слегка переделанный сундук, в котором прежде хранился запас стрел) вынесли из часовни и зарыли на «земле горшечника»
[91]— в заросшем бурьяном углу кладбища, где хоронили чужеземцев.