Тем временем в кузнице на окраине поселка несколько оставленных в живых человек во главе с кузнецом ковали новые доспехи. Летели от наковальни алые и белые искры. Ржал от ужаса и боли привязанный невдалеке конь. Он бил в землю копытом, и при каждом ударе огонь охватывал ногу несчастного скакуна. Из черепа его уже начали прорастать бивни. Знакомый Даргану здоровяк в облезлом плаще принес коню кусок человеческой плоти и бросил под ноги. Жеребец храпел, косил лиловым глазом, пытался сорвать повод. Человек хохотал.
К утру все заболевшие умерли, а на рассвете поднялись нежитью.
Дарган видел, как рычал и бился в лапах четырех зомби восставший рыцарь.
Он выкрикивал одно и то же, одно постоянное, отчаянное «нет». Но с каждым выкриком голос его все сильнее хрипел и становился все тише. Наконец он смолк и, обессиленный, повис в руках мертвецов.
Теперь он и сам был живой мертвец. Он смирился.
Ему подвели огненогого коня в черной броне, и новоявленный рыцарь смерти вскочил в седло. Лицо его исказилось — от злобы, ненависти и ярости. Один из живых прислужников, дрожа, подал всаднику шлем из вороненой стали, украшенный золотым обручем. Рыцарь смерти надел шлем и скрыл свое лицо.
Несколько раз Дарган отставал от своих и обходил обоз — здесь среди женщин и мужчин, оставленных для каких-то целей Мортис в живых, шли мертвые женщины и дети алкмаарцев. Не нуждаясь ни в пище, ни в крове, они, как и воины нежити, по приказу своей новой богини послушно переставляли ноги. Здесь на десятый день страшного похода Дарган обнаружил мать и сестру. Они брели в своих шелковых нарядных платьях среди маркитантов и шлюх, и лохмотья драгоценной ткани, изодранные о колючки и камни, повисали на засохших кустах, трепеща на ветру, как праздничные ленточки в день поминовения предков.
— Мама! — кинулся к матери Дарган.
Но увидел уже привычные глаза-бельма, посеревшее лицо с лопнувшей на щеках кожей, ощутил запах гниющей плоти и отшатнулся.
— Дарган… — Она узнала его и улыбнулась, протянула серую мертвую руку.
На миг зеленоватые радужки глаз обрели прежний цвет теплого янтаря.
— Мальчик мой! — Любовь матери не могли до конца убить никакие, даже самые страшные заклинания Мортис.
Он бросился к ней, обнял, не обращая внимания на запах тления.
— Ты жив? Да? Ты жив? — В ее голосе прозвучала надежда.
Он хотел сказать «да», но не смог.
— Я, как все, но помню вас, — прошептал он.
Сестра лишь на миг скользнула стылым взглядом по его лицу и отвернулась. Ее любовь не пересилила смерть и умерла вместе с нею.
— Ты не видела Лиин? Среди вас ее нет? — торопливо спросил Дарган, с ужасом видя, как уходит янтарь из материнских глаз, как они мелеют и вновь превращаются в серые бельма.
— Нет, мой мальчик, нет, Лиин тут нет. Но я видела Тагана. Таган здесь. Все наши теперь собираются вокруг него. Он вновь глава дома. Иди к нему. Служи ему. Рядом с ним не пропадешь.
Она порылась в складках своей полуистлевшей одежды и вытащила маленькое зеркальце — алкмаарки всегда носят при себе такие безделки в серебряной оправе. Вообще женщины Алкмаара большие кокетки, в Альзонии говорят (вернее, увы, говорили): если женщина не посмотрелась сто раз в зеркало за день, то она — не женщина. Даже в склепы женщинам кладут зеркала, как будто мумиям так уж приятно глядеть на свои отражения.
— Возьми, оно тебе пригодится, — сказала мать.
— Зачем?
— Каждое утро осматривай лицо и руки. Если поранишь мертвую плоть, она расползется, как старая ткань. Надо заклеивать ранки смолой. А еще лучше получи у Тагана его чудесную мазь. У меня есть немного, Таган дал мне по старой памяти в обмен… — она нахмурилась. — Уж не помню, что я ему отдала. Кажется, ожерелье из настоящего немагического янтаря.
Она почти насильно всунула в пальцы Даргана стеклянный флакон.
Даже став нежитью, мать прежде всего думала о любимом сыне.
Дарган не стал говорить ей, что подаренный флакон уже полностью пуст.
Он обнял мать, сознавая, что делает это в последний раз.
— Надо же, мертвяк, а с бабами обжимается, — расхохоталась какая-то толстая тетка, вообразившая себя живой.
— Я ее убью, — сказал Дарган.
— Ты серьезно, мальчик мой? — спросила мать, заставив его вновь к ней оборотиться.
— Серьезно. Мне нравится делать мерзкое мертвым.
Но тетка что-то такое почувствовала, потому что когда Дарган вновь обернулся, она исчезла.
Старый дядюшка нигде не пропадет — кто бы сомневался! Как при жизни он управлял Тагенией, так и после смерти остался во главе дома Таг. Вокруг него уже собрались прежние члены клана. Таган обзавелся личным шатром и личной охраной. Мертвые воины в красных, во многих местах прорванных колетах, в металлических нагрудниках, с узором из ржавчины и плесени, несли караул у входа в его просторный шатер. В прорехи их штанов виднелись гниющие ноги, изорванные ботфорты были скреплены во многих местах проволокой, но на часах мертвецы стояли исправно — никогда не засыпали.