Кухня особняка давала временное убежище от требовательных гостей на лужайке. Небольшая армия официантов, поставщиков и поваров, расположившаяся по всей просторной территории, работала сверхурочно, чтобы гости были по-королевски накормлены и напоены. Отложив свой пустой поднос, она погрузилась в шумную деятельность, сливаясь с остальным обслуживающим персоналом. Никто не приглядывался к ней.
Она подслушала маленькую группу служанок, сплетничающих в углу.
– Говорят, он никогда не покидает восточное крыло.
– Я слышала, что он попал в аварию, что он изуродован.
Другой слуга поспешно сделал им знак заткнуться. Вся болтовня умерла, когда на кухню вошел утонченный джентльмен в форме дворецкого. Его серебристые волосы дополняли его благородные, изможденные черты лица.
– Мистер Тилл, – обратился он к главному поставщику. Интеллигентный британский акцент выдавал его происхождение. – Почему ваши люди пользуются главной лестницей?
Мистер Тилл пробормотал извинения, которые она не удосужилась выслушать. Вместо этого она внимательно наблюдала, как Пенниуорт ставит стакан с пресной водой на поднос рядом с множеством накрытых тарелок и блюд. Дворецкий осмотрел кухню.
– Где миссис Болтон?
Служанка бойко шагнула вперед.
– Она в баре, сэр, – сказала она. – Могу ли я вам помочь?
Он вздохнул, как будто не совсем довольный сложившейся ситуацией, но протянул ей поднос и старомодный латунный ключ.
– Восточная гостиная, – проинструктировал он. – Открой дверь, поставь поднос на стол и снова запри дверь. – Он помолчал для усиления эффекта. – И ничего больше.
Она покорно кивнула опущенной головой и взяла ключ.
Выскользнув из кухни, прежде чем что-то пошло не так, она прошла через гигантский особняк к восточному крылу. Строгие белые стены и тяжелые шторы придавали дому холодный, неприветливый вид. Гул вечеринки постепенно угасал, пока она удалялась от празднования. Она не могла не заметить ценный антиквариат, гобелены и картины, украшающие залы, а также то, насколько безмолвным и безжизненным казалось это место. Скорее музей, чем дом.
Большая дубовая дверь закрывала вход в крыло. Она использовала ключ, и дверь распахнулась перед ней, открывая богато обставленную гостиную, которая была, вероятно, в два раза больше ее жалкой квартиры в Старом городе. Она знала, что мебель ручной работы из красного дерева изначально была деревьями на плантациях Уэйна в Белизе. Роскошная фарфоровая посуда, вазы и другие безделушки украшали полку большого незажженного камина. Несмотря на богатство, комната была слабо освещена и тиха, как гробница.
Она огляделась вокруг, но не увидела никого, даже знаменитого затворника, хозяина дома. Поставив поднос на полированный стол из дерева грецкого ореха, она даже
Она злорадно улыбнулась.
Насколько это было идеально?
Глава третья
– Простите, мисс Тейт, я пытался. Он не может вас принять.
Альфред задержался в коридоре, чтобы поговорить со стильной молодой женщиной, которая пыталась заручиться его помощью. Миранда Тейт, член совета директоров «Уэйн Энтерпрайзес», была, вероятно, самым привлекательным управляющим, с которым Альфред столкнулся за многие десятилетия работы. Блестящие темные волосы обрамляли классически красивое лицо. Поразительные серо-голубые глаза сияли умом и решительностью.
– Это важно, мистер Пенниуорт, – настаивала она. В ее голосе звучал слабый акцент, который дворецкий не мог понять, несмотря на свои активные путешествия по Европе и другим местам.
– Господин Уэйн полон решимости игнорировать как важное, так и обычное, – с оттенком сухой иронии ответил он.
Иронический смех прервал их разговор. Джон Даггетт подошел к ним, самодовольный и противный – как обычно. Деловой магнат, унаследовавший процветающую строительную компанию, мог похвастаться тщательно уложенными каштановыми волосами, способными опозорить Дональда Трампа. Его сшитый на заказ костюм с трудом сдерживал его большое самомнение.
– Не принимайте это на свой счет, Миранда, – сказал он ей. – Все знают, что Уэйн спрятался там с восьмидюймовыми ногтями и писает в стеклянные банки. – Обернувшись, он с опозданием добавил: – Альфред… как мило с вашей стороны пригласить меня.
Дворецкий не сделал ничего, чтобы скрыть свое отвращение. Даггетт был воплощением жадности и пошлости – совсем не то, что Уэйны, которые всегда использовали свое богатство для улучшения окружающего мира.