— Ты говоришь, как ребёнок, сынок, — сказала она, её голос наполнился разочарованием. — Ты теперь мужчина.
— Мне очень жаль, мам, но боль такая сильная, что я почти сошёл с ума. Я это не вынесу. Я больше не могу это выносить.
Мама снова начала качаться, и на её лице появился намёк на улыбку.
— До сих пор ты хорошо справлялся, сын. Ты оправдал мои надежды. Ты действительно стал охотником на тьму. Но я не могу помочь тебе сейчас, и правда в том, что не стала, если бы могла. Это то, что делает настоящая мать: она воспитывает своих детей, а затем отправляет их в мир, где они должны заботиться о себе. Сейчас ты должен помочь себе сам.
— Как, мама?
Мама двигалась на кресле всё быстрее и быстрее, деревянные полозья громыхали на полу. Теперь она действительно лучилась, как любящая мать, которую я вспомнил: — Ты сын своего отца — седьмой сын седьмого сына. Но также ты
С этим мама и кухня исчезли, и боль вернулась… но на этот раз всё было по-другому.
Я всё ещё чувствовал резкую, пульсирующую агонию, вызванную кольями, которые пронзили моё тело, но теперь было что-то ещё. Мне было жарко, внутри было ощущение горения, словно огонь был в моей крови, словно лава бежала по моим венам. Я задавался вопросом, развивается ли у меня лихорадка.
Я открыл глаза и пытался увидеть в темноте. С трудом пересчитал колья. Их было шесть: по одному в каждую руку и ногу, один в грудь и один в живот. Вдали слышались голоса и ещё больше смеха. И я снова почувствовал запах дыма.
Они готовили седьмой кол.
Небо надо мной было ещё темное и облака теперь закрывали луну. В моей могиле было мало света. Я закрыла глаза, думая о том, что сказала мама. Кем я «должен быть»? И как я этим мог стать? Я просто скоро умру.
Был ли это такой же дар, как способность замедлять время? Я задумался.
Тогда я понял, что внутри меня было что-то другое. С закрытыми глазами я мог увидеть это в своей голове: что-то красное; светящаяся масса, как шарик крови, кипящий в сердце бурлящего котла; своего рода огонь… я чувствовал это.
Теперь жжение становилось всё более и более болезненным; оно распространилось от тела к голове; оно было ещё хуже, чем агония, вызванная кольями, которые пронзали меня.
Я застонал, когда всё мое тело вдруг охватили яростные судороги. Выгибание спины, казалось, немного облегчило боль, но потом я услышал хруст, щелчки, треск, а затем отвратительное хлюпанье. Волны боли бегали вверх и вниз по моему телу, которое, казалось, поочерёдно сжималось и растягивалось.
Боль стала сильнее, и я закричал.
Вдалеке я мог слышать смех кобалос, без сомнения наслаждающихся моей болью. Затем я провалился внутрь себя, в красное ядро в центре моего существа. Оно горело, но, к моему удивлению, боль была не такая уж сильная. Это место было убежищем.
Я не знаю, как долго оставался там — это не могло быть долго, потому что следующее, что я услышал, как Балкай говорил с Шайкса. Они всё ещё были у костра, я знал это, хотя край могилы защищал от их взгляда, я всё равно закрыл глаза. Их голоса звучали очень близко, как будто они были рядом со мной. Они говорили на лоста, который я едва знал, но теперь мог понять каждое слово.
Было ещё кое-что: я слышал, как бьются их сердца. У каждого кобалос было два сердца — одно в груди, другое в горле, — и я мог ясно слышать двойной удар в каждой груди.
Я понял, что мои чувства обострились. Мама была первой ламией, и её кровь текла по моим венам.
Я изменяюсь… я превращаюсь в ламию?
Я слушал и обнаружил, что каждое слово, сказанное кобалос, было кристально чистым.
— Наши войска должны отступить к Валкарки, но не более. Мы попробуем ещё. Мы можем создать нового бога, даже более мощного, чем Талкус, — сказал Балкай своим воинам. — Моя магия достаточно сильна, чтобы сделать это.
Теперь, в дополнение к их сердцебиению, я слышал, как кровь бежит по их венам.
Я открыл глаза и увидел, что внутри моя могила светится красным светом. Я мог бы выделить каждую деталь своего окружения: крошечные насекомые, плетущие узоры на почве, когда бегают туда и сюда; черви, двигающиеся в глубине её, создавая лабиринты туннелей. В вышине, облака всё ещё мчались на восток, направляемые ветром с моря. Но я мог видеть сквозь эти облака каждую из множества звёзд. Они светились, как глаза в темноте.
Запахи тоже были, ощущались острее чем раньше: запах травы, листьев и далекого моря. Ещё сильнее ощущался запах сладкой крови… хотя это была не
Он был необычно привлекательным. Мне показалось, что он манит меня.
Теперь у меня не было сомнений: я превратился в ламию. Пришло время взять то, что мне требуется.