Я пошла вперед и потащила его за собой, пока мы не достигли трех ступенек крыльца.
— Надо было дать мне тебя перевязать и обработать еще в дороге.
— Не-а, — он попытался поставить больную ногу на первую ступеньку, но поморщился и попробовал вместо этого шагнуть здоровой ногой.
Я ступала с ним, пока мы не добрались до верхней ступеньки, где я смогла прислонить его к стене возле двери. Обхватив руками своё лицо, я заглянула сквозь пыльное стеклянное окошко в двери. Внутри обстановка хижины была простой: деревянная мебель, маленькая кухня, жилая зона, кровать и отдельная дверь, которая, как я предположила, вела в ванную. Стеклянные окошки на задней двери открывали тусклый вид на ручей.
— Здесь никого нет, — я попробовала покрутить ручку двери. Заперто. — У тебя есть ключ?
Он потянулся, поднявшись выше, чем я смогла бы без стремянки, и достал ключ из щели между брёвен.
Я взяла его и открыла дверь:
— Идём.
Запах плесени ударил в нос, когда мы зашли внутрь, но жилище выглядело чистым и ухоженным. У задней двери стояла небольшая дровяная печка, а рядом лежала стопка бревен, обещавшая тепло.
Я помогла ему, покачиваясь, дойти к потертому стоящему сбоку креслу.
— Я собираюсь забрать припасы. Не двигайся.
Он тяжело опустился на него и откинул голову назад, закрыв глаза:
— Это всего лишь царапина. Я могу помочь.
— Стой, — я выбежала из двери, похватала всё, что было в машине, сумка с оружием лязгала и гремела, когда я бегом бросилась в хижину и закрыла дверь. Я нашла выключатель и щелкнула им. Свет зажегся и осветил голую лампочку и коллекцию оленьих рогов над головой, когда я опустилась на неровный деревянный пол у ног Конрада. Стянув с него ботинок, я ахнула от крови, скопившейся внутри.
— Нам надо было поехать в больницу.
— Никаких шансов, — его слова прозвучали невнятно. — Рамон.
Я стащила с него носок и задрала штанину. По задней части его икры в устойчивом темпе стекали капли крови бурого цвета, и я не смогла найти выходное отверстие. Размером с четвертак, может быть, немного больше, рана нуждалась в серьезной медицинской помощи, а не в моих наполовину бестолковых попытках врачевания.
— Пуля все еще там внутри, — я покачала головой. — Конрад?
Его молчание напугало меня больше всего остального, через что я прошла за последние несколько дней. Я вскочила на ноги и похлопала его по бледной щеке:
— Кон?
— Я здесь, — его глаза широко раскрылись, но блеск их был тусклым.
— Пуля все еще внутри. Мне нужно отвезти тебя в больницу.
По-прежнему быстрый как змея, он схватил меня за руку:
— Нет. Мы не можем никуда уехать. Он обязательно тебя найдет.
Слезы выступили у меня на глазах, но я постаралась сдержать их:
— Я не знаю, что делать.
Он отпустил меня:
— Делай то, что должна.
Глаза его закрылись.
— Черт...
Если я не попытаюсь остановить кровотечение, он умрет. Я бросилась к двери, ведущей из спальни, и распахнула её. Ванная комната была маленькой и без окон. Открыв туалетный столик, я отшвырнула зубную пасту, дезодорант и несколько бутылок с узких полок. Ничего полезного.
— Что я делаю? — я осмотрела инструменты и бросила их все в закипающую воду.
Внезапно слабое мычание Кона заполнило комнату. Это звучало как первые несколько тактов «One» от U2.
Я воспользовалась другой вилкой, чтобы вытащить все из горячей воды и переложила простерилизованные приборы на тарелку.
Конрад невнятно произнес несколько слов, остановился, глубоко вздохнул, вздрогнул и продолжил.
По крайней мере, он был в сознании.
После мытья рук с мылом для посуды, пока они не почувствовались первозданно чистыми, я опустилась на пол перед ним со всеми своими инструментами, полотенцами и антисептиками:
— Сейчас будет очень больно.
Он продолжал петь заунывным, фальшивым голосом, и я не знала, слышал ли он меня. Я намочила кухонное полотенце спиртом и прижала его к ране. Все его тело напряглось, как тетива. Низкое рычание вырвалось из его горла, и его большие руки сжали подлокотники кресла, пока они предупреждающе не скрипнули, но он не разжал кулаки.
— Прости меня, — я убрала пропитанное кровью полотенце и снова осмотрела рану.
Он расслабился, когда я вглядывалась в разорванную плоть его ноги.
Слабый блеск металла привлек мое внимание:
— По-моему, я вижу пулю.
— Мы одно целое… — он запел громче слова из песни, и они зазвучали ещё грубее, чем до этого.
Схватив пинцет дрожащими руками, я взялась за лодыжку Конрада левой рукой и сильнее наклонила ногу к свету. Пуля совершенно точно застряла в мышце его икры. Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, когда надавила пинцетом на рану.
Он снова напрягся, но продолжал петь сквозь стиснутые зубы. Пинцет царапнул по металлу, и Кон прервал песню ревом.