Прогресс. Новые формы живых существ появляются преимущественно в изолированных периферических популяциях, отделившихся от свободно скрещивающейся предковой популяции. Возникновение новых крупных биологических групп совпадает, как правило, с занятием этой группой ранее не освоенных адаптивных зон. Этот процесс чрезвычайно напоминает те благоприятные условия для порождения и развития новых идей, которые складываются в немногочисленных, как бы изолированных от господствующих научных представлений группах исследователей. Примером такой «дочерней популяции» может служить, скажем, «Копенгагенский кружок» физиков или школа Павлова при жизни своего основателя. Связь появления новых групп живых существ с занятием новой адаптивной зоны сопоставима с бурным развитием оригинальных научных идей на «свободных территориях», в том числе в зонах, граничащих с различными отраслями знаний (биофизика, молекулярная биология, кибернетика и т. д.).
Наиболее важным признаком прогресса в органической эволюции считается способность управлять средой, что ведет к уменьшению зависимости от ее изменений. Нарастающая специализация не может быть признана критерием прогресса, потому что она препятствует освоению новых сред и часто заканчивается тупиком. «Прогрессивная эволюция слагается из приспособлений к ряду последовательных сред, все более отдаляющихся от первоначальной среды, в которой обитали предки»[84]. Прогресс есть «постепенное завоевание сред». Это определение В. Гранта почти текстуально воспроизводит идеи В. И. Вернадского и А. А. Ухтомского. После возникновения того, что Вернадский назвал ноосферой, освоение окружающего пространства приобретает не только физический, но и интеллектуальный характер: так наука осваивает глубины Вселенной, физически недостижимые для человека.
Рассматривая эту тенденцию на уровне потребностей, инициирующих индивидуальное поведение, А. А. Ухтомский считал, что основной тенденцией в развитии мотивов является экспансия в смысле овладения средой во все расширяющихся пространственно-временных масштабах (хронотопе), а не редукция как стремление к «защите» от среды, уравновешенности с ней, разрядке внутреннего напряжения[85]. Таким образом, освоение окружающего мира в свете идей Вернадского—Ухтомского включает в себя: 1) физическое заселение путем роста и размножения (место в геосфере); 2) необходимость занимать определенную позицию среди других живых существ своего и чужих видов (место в биосфере, которое на уровне человека становится местом в социосфере); 3) интеллектуальное освоение мира путем присвоения уже имеющихся культурных ценностей и познания неизвестного предшествующим поколениям (место в ноосфере). Эта тенденция развития («потребности роста» — по терминологии западных авторов) может реализоваться только благодаря ее диалектическому единству со способностью к сохранению живых систем и результатов их деятельности, благодаря удовлетворению «потребностей нужды».
О самодетерминации поведения и творчества. Процесс самодвижения живой природы предстает как диалектически противоречивое единство тенденций самосохранения и саморазвития. Признавая наличие самодвижения, саморазвития и самосохранения, мы тем самым предполагаем и факт самодетерминации этого развития, поскольку в противном случае его «самость» теряет смысл. Однако большинство авторов считает самодетерминацию свойством, присущим только высшим и наиболее сложным живым существам. «Свободный выбор, — пишет Д. И. Дубровский, — ... это особый тип детерминации — самодетерминация, присущая определенному классу высокоорганизованных материальных систем»[86]. Современное естествознание знает два источника детерминации поведения живых существ. Это — либо врожденные формы поведения, детерминированные процессом филогенеза, либо индивидуально приобретенный опыт, детерминированный влиянием внешней (для человека — прежде всего социальной) среды, т. е. воспитанием в широком смысле. Откуда же берется, что из себя представляет загадочное «третье», дающее основание говорить о самодетерминации?