Темпоград

Когда глаз привыкает к этой каше, начинаем выделять органоиды. В середине полупрозрачный мешок, в нем клубок спутанных канатов - прославленные хромосомы. Сейчас клетка готовится к делению, поэтому хромосомы в общем уже расставлены парами, как на музейной витрине. Присматриваясь к канатам, вижу, что они составлены из двойных ниточек, заплетенных косичками. ДНК - эталоны, проекты и программы живого тела!

К сожалению, деление клетки мы заснять не сумеем. Оно продолжается несколько минут, а для нас минута - это два года. Когда соприкасаешься с этим миром примитивных существ, прежде всего удивляешься его медлительности. Биогоды на деление! Роды, которые растянулись на десятилетие!

Но изготовление молекул мы успеваем проследить.

Прядильные станы белков у нас перед глазами - общеизвестные рибосомы. Этакие колесики, они медленно проворачиваются. На ободе накручена РНК. Это матрица - образец и штамп. На одной стороне выступ, на него чаще всего и натыкаются плавающие молекулы. Одна неподходящая, другая неподходящая, столкнулись, плывут дальше. Но вот седьмая или семнадцатая пришлась как раз по мерке - эта прилипла. И тотчас выступ смещается, следующее звено на очереди, следующая молекулярная невеста ждет своего жениха. Один не годится, другой не годится, третий не тот. Разборчивая молекула, как Агафья Тихоновна. Но вот десятый пришелся по душе. Опять смещается выступ. Так до полного оборота. А когда весь белок склеен, голова упирается в хвост, и тот же выступ сталкивает готовую нитку. Тут же она сворачивается в клубок, словно спящая змейка, несется в общем потоке. Куда? Толкнулась в одно место, другое, третье. Поймана, приросла. Сюда и предназначалась.

Тысячи, тысячи веретен, и каждое прядет свой белок. Нет в текстильной промышленности таких сложных цехов. У нас массовое производство - однотипность. Живая клетка - цех с бесконечной номенклатурой изделий. А сама-то меньше типографской точки.

Но вот матрица соскочила с рибосомы, отправилась в путь. Куда ее несет? В ядро, оказывается. Приложилась к хромосоме, теперь плывет обратно. Видимо, контроль и проверка. И это тоже предусмотрено в живой фабрике белка.

Все это не новинка для науки, давно изучено биологами, рассмотрено электронными микроскопами, заснято рапидсъемкой. Я даже не хотел пересказывать, но подошел полюбоваться и удивился, опять удивился! Чему? Да многообразию природы, все тому же…

Мы с вами люди, и самое понятное для нас - разумный человек. Без сомнения, разум - самое удивительное в природе: материя, понимающая себя. Но рассудок есть у каждого из нас, все вокруг рассуждают, мы к тому привыкли. Инженер просидел год над проектом, создал план большого завода. Молодец, но чему поражаться? Голова на плечах есть, учился, выучился. Но тут передо мной без головы, без плеч, на пустом месте сам собой вырастает завод - пищевой, фармацевтический, со своей энергетикой, архивом, контролем, внутренним транспортом, складами топлива и готовой продукции, самостоятельным движением, с охраной, добычей сырья из внешнего мира, да еще способный строить другие подобные заводы… и все это в крапинке, куда меньше булавочной головки.

Ну как не удивляться?

Какой инженер спроектирует все это за год? Десяти жизней не хватит.

Правда, у природы был не год и не сто лет. Добрый миллиард лет природа налаживала это производство в крапинке. Налаживала методом проб и ошибок, сгубила несчетное число неудачных вариантов.

Что же получается? Дайте время - и будет жизнь!

Но на нижних ступенях материи времени полным-полно. И чем ниже, тем больше. Может быть, в атомах есть вещи поудивительнее жизни?

Как видите, фантазирую. Полезно вырваться из привычной обстановки. Насмотришься чудес, сам начинаешь придумывать чудеса.

* * *

Восьмой уровень. Уменьшение в сто миллионов раз, рост микронавтов - сотые доли микрона, наравне с крупными молекулами.

Здесь было больше приключений, чем наблюдений. Пляшущие точечки молекул превратились в дробинки и камешки; на темпоскаф обрушился каменный град. Если же вспомнить, что скорость молекул раза в полтора выше скорости звука, как у хорошего сверхзвукового лайнера, и выше, чем у пули, можно представить себе, сколько вреда нанес этот сосредоточенный обстрел. Природа поливала непрошеных гостей целым ливнем крупнокалиберных пуль. И хотя защитное поле было рассчитано на этот ливень, хотя молекулы отскакивали от темпоскафа, как градины от тротуара, все равно энергия ударов передавалась внутрь: с внутренних стен осыпались полки, вешалки, приборы, трубки. Все дрожало, ходило ходуном, расшатывалось. Микронавты едва поспевали ликвидировать мелкие аварии, пока досадные, но в дальнейшем и опасные.