Tempus

Шум, произведенный Мэтью в комнате, заставил разговор за дверью тут же утихнуть. Он мигом скинул сапоги на пол и нырнул под одеяло, успев только-только – дверь распахнулась, чуть не застав его за постыдным подслушиванием. На пороге стояла раскрасневшаяся девушка и не менее красный и очень злой мистер Страут. От его обескураженного вида юноше по какой-то захотелось рассмеяться во все горло, но он сдержался. С того станется задушить его подушкой во сне. К тому же, смеяться над чужим горем нехорошо, но смех все равно рвался из горла юноши.

– Давайте закончим на этом, – кинув быстрый взгляд на конюха, твердо сказала Лиззи. – Попрошу вас впредь не поднимать этот вопрос, я не передумаю.

Униженный дважды, да еще и на глазах у Мэтью, который хоть и пытался сделать вид, что ничего не понимает, но в глазах его играла насмешка, мистер Страут ударил по косяку двери кулаком, а затем резко развернулся и пошел прочь – очевидно, заливать свое поражение джином.

Лицо Лиззи оставалось непроницаемым, как будто она не замечала горящего от любопытства взгляда Мэтью.

– Если будешь так смотреть – прожжешь во мне дыру.

– Хочешь, чтобы я спросил подробности у мистера Страута? Боюсь, он не в настроении обсуждать со мной сей инцидент, – с насмешкой протянул молодой человек, – но я могу попробовать, – он приподнялся с кровати, делая вид, что тянется за сапогом, но Лиззи посмотрела на него так грозно, что он замер. – Ладно-ладно, я не буду насмехаться. Но мне, честное слово, очень интересно.

– Кажется, ты уже вполне здоров, – протянула девушка, касаясь его лба рукой. Она намеренно игнорировала его вопросы, – температура уже совсем небольшая. Как себя чувствуешь?

Мэтью перехватил ее запястье.

– Не меняй темы, – серьезно произнес он, глядя на нее. – Чувствую себя намного лучше. Ром – универсальное лекарство от любых болезней. Если это все, что ты хотела узнать, то теперь ответь на вопрос: что там с предложением? Почему ты отказалась? С другой стороны, я могу понять, но жаль, что ты сохранила это в тайне от меня… Я думал, у нас нет секретов.

– Ничего ты не понимаешь! – она вырвала руку, обхватывая ее второй, словно своим прикосновением он обжег ее. Мэтью впервые видел у нее такое выражение лица – брови тревожно поднялись, губы не сжаты, как обычно, а приоткрыты и дрожат. Молодой человек с недоумением сжал ладонь и отодвинулся, не пытаясь больше ее коснуться. Разве они не были самыми близкими друзьями и не рассказывали друг другу очень многое с детства?

– Теперь я действительно не понимаю, – сказал Мэтью, глядя прямо на нее. Лиззи отвела глаза.

– Я принесла тебе еще лекарство, это травы, которые заварила миссис Пирс, – больше ничего не добавив, она вышла из комнатки, явно спасаясь бегством.

Юноша откинулся на кровати, задумчиво глядя на кружку на подносе. С недавним пор он все меньше понимал свою подругу.

***

Поскольку он лег спать очень рано и весь прошлый день провалялся в кровати, на следующий день он подскочил ни свет ни заря, словно и не было никакой простуды. Миновав пьяно храпящего конюха, он устремился на кухню, где жадно набросился на еду, изголодавшись за целый день. Кухарка неодобрительно смотрела, как он уплетает за обе щеки.

– После болезни так себя не ведут, – покачала головой она, когда одна из служанок, хихикая, незаметно подтолкнула к нему блюдо с хлебом после его подмигиваний.

Мэтью развел руками, поскольку рот был занят, и он не мог сказать ничего в свое оправдание. Во время завтрака ему сообщили, что мистер Зонко намерен сегодня снова отправиться к миссис Спелл. Прислуга сплетничала, уверяя, что молодой хозяин наконец влюбился, но в спутницы себе выбрал себе почему-то вдову, только приехавшую в Лондон. Кто-то ее уже видел в церкви, но у женской половины в целом сложилось о ней неблагоприятное мнение:

– Она такая мрачная, я даже не смогла разглядеть ее лица на службе, – сказала Эмма, та самая, что передала Мэтью хлеб. Это была прехорошенькая девушка из крестьянской семьи, работающая в доме одной из служанок. Второй была Лиззи. Большая часть их обязанностей состояла в том, чтобы протирать от пыли весь хлам Зонко. Эмма обладала большим круглым лицом с простым бесхитростным выражением, россыпью веснушек на коротком носу, большими голубыми глазами и каштановыми волосами. Она была не очень высокой, но довольно крупной, что, впрочем, не мешало ей с изяществом «порхать» среди статуэток и подставок. У нее были прекрасные дружественные отношения со всей прислугой, и даже мистер Колсби относился к ней со снисхождением пожилого человека к ребенку. Эмме было 20 лет, и она умела нравиться абсолютно всем, ничего при этом не делая. Впрочем, и за ней водились дурные привычки – она ужасно любила сплетничать, а самые ее любимые сплетни были, конечно, о любви.

– Не уверена, что наш хозяин сможет растопить ее ледяное сердце, – вздохнула Эмма, жуя хлеб с маслом.

Лиззи, сидевшая сбоку от нее и усиленно игнорировавшая Мэтью, ткнула ее локтем в бок.