Tempus Colligendi

— Так ведь можно же просто затянуть магией? — Чжоу уже сидела в кресле почти позади Невилла, заинтересовавшись разговором. Тот оглянулся и вздохнул. Вместо него ответила Ульяна.

— Раны ритуальным оружием и темными артефактами не могут быть так затянуты. Почти никогда.

— Ага, — кивнул Невилл, — наша проблема первой войны, и в этот раз будет так же. Швы бы помогли, кстати, господин Тонкс пробовал, и профессор Снейп тоже.

Гарри подумал, кого штопал Снейп, но только кивнул задумчиво. Тони как раз сменил мелодию, играя что-то приятное как раз под беседу. Кажется, Гарри узнал момент.

— Тони! — позвал он Голдштейна, и тот повернулся, не прекращая мелодии. — «День сурка», да?

— Рахманинов, — немного удивленно ответил тот, — Рапсодия на тему Паганини, восемнадцатая вариация.

Больше Гарри ничего не спрашивал — музыка была хороша и безымянной.

— Мы стоим за Статутом, как в прихожей, не выглядывая, не допуская — и подыхаем от этого! А магглы даже туберкулез ухитряются лечить хирургией в самых запущенных случаях! — Невилл отчетливо начал горячиться, но почувствовал на плече руку. Майлз перегнулся через спинку кресла, глядя ему в глаза.

— Не надо, ладно? Не сегодня.

Он отошел от диванчика и встал у пианино, с явным намеком Гольдстейну покачивая флейтой.

— Эй, Шимус, — крикнул тот. — Давай сюда, и прихвати остальных оболтусов. Этот номер на всех.

Они сошлись, и Тони перебрал клавиши, а Ли легко, двумя пальцами послал ритм. Шимус с места в карьер заиграл нечто смутно знакомое, а пальцы Эрни забегали по струнам и вовсе со скоростью старой машинистки. Но Гарри все не мог узнать песню, и столь же озадаченным было лицо Джастина.

И тут Эрни Макмиллан набрал воздуху, закрыл глаза и высоко запел.

Голос твой тише,

Огонь в глазах замерз.

Не вешай нос, малышка,

Не нужно слез!

Да, это была чертовски странная версия Don’t Cry— ни единой электрогитары, очень условный барабан, но изумительная скрипка. Да и петь Макмиллан умел.

Было ли в той песне что-то личное, уже и не доищешься. Каждый увидел свое — пары присели еще теснее друг к другу, Флер иронично усмехнулась, а Диана забралась в кресло с ногами, колени обняв.

— Кажется, ты говорил мне то же самое, — неслышно за голосом Макмиллана выдохнула Сью. — Помнишь, тогда, в Выручай-комнате осенью?

— А ты все не могла понять, что мне мешает, — так же шепотом ответил Гарри, сам наклоняя голову к Сьюзи и находя ее ухо, а потом шею губами.

— До сих пор не поняла, если честно, — ответила девушка. — Но, кажется, это уже не важно.

* * *

Было еще много песен. Народ как-то волнами то пытался танцевать, то оседал на мебели, исправно поддерживая градус. Уже далеко, очень далеко не протокольный прием, но и решительно не школьная попойка. Дела решены, итоги подведены, и можно отдыхать, не думая ни о чем серьезном. Так кажется.

Пока Шимус, утомившись махать смычком да приняв еще пару глотков дьявольской росы, не обратился к как раз разговорившемуся о первой войне Поттеру.

— Эй, старшой, сам бы спел, что ли, чего — а уж мы подыграем. А то праздник-то твой, так?

— Спеть? — переспросил Гарри, поднимаясь с места. С бокалом в руках он прошел до разожженного уже по вечернему времени камина. — Пожалуй, что и можно. Но музыки не понадобится.

Гарри пригубил последний раз, ставя бокал на каминную полку, произнес про себя «Сонорус» — и низко, медленно начал:

Во мглу холодных дальних гор, Во тьму пещер и тайных нор, Чуть рассветет, пойдет наш род За златом стародавних пор.

Он неторопливо тянул первые куплеты в полной тишине, под потрескивание поленьев. Смолк звон бокалов и смех девиц, не слышно было даже Кричера. Старая песня из старой книжки о волшебстве странно звучала в напоенном магией доме — странно, но уместно. А потом вступил еще один голос — звонкий, девичий:

В подземье огранить могли Чем не владели короли: Созвездий блеск, и мрак небес, И свежесть утренней зари.

Гарри был совершенно не удивлен. Он знал, что Гермиона знала — она и принесла ему в то послевоенное лето затрепаные томики Толкиена. Вот только тогда у него были совсем другие ассоциации — ввалившись в Нору после первой операции, он сказал тогда Джинни: «Ну, вот я и дома».

Вздымались кубки в тех горах, Звенели арфы на пирах, Один хорал другой сменял, И был неведом гномам страх.

А вот это был сюрприз. Ладно, допустим, романтик Майлз и блестяще образованный магглорожденный Джастин действительно не могли не читать хотя бы «Хоббита», но Финниган-то чего? И ведь эти придурки еще и встали, под обалдевшими взглядами магических деток. Те смотрели и слушали так, будто видели привидение — поняли, значит, почему эта песня, теперь уже.