Тэмуджин. Книга 1

– Смелость и ум – это еще не все, чтобы быть нойоном. А справедливость… Будь я справедлив, ты не была бы моей женой, не родила бы мне пятерых этих детей. Амбагай-хан под старость тоже стал говорить о справедливости. Хотел с татарами мир заключить, а чем они ему ответили? Отдали на смерть чжурчженям. Об этом нужно помнить! – распалился было уже Есугей, но тут же остановившись, махнул рукой. – Ладно, женщине этого не понять.

Оэлун вздохнула. Помолчали. У дымохода, настойчиво тыкаясь в войлок, беспокойно звенела оса.

– К Сочигэл зайдешь?

– Что у нее мне делать? – усмехнулся Есугей. – Ехать пора.

– Зайди, побудь с ней и приласкай, – Оэлун просительно коснулась его руки. – Она обидится на нас… Жалко ее.

– В тебя, видно, пошел Тэмуджин, – безнадежно покачал головой Есугей. – Ты тоже все за справедливость. Но я тебя ценю за другое.

– За что?

– Ты верна мне, как никто из моих сородичей.

Оэлун задумалась.

– Это и есть справедливость.

– Э-э, опять она за свое, упрямый же у тебя рассудок, – вздохнув с огорчением, Есугей прошел к правой стене, снял ремень со снаряжением. Одевая гутулы и рубаху, он задумчиво говорил: – Из кобылы не выйдет вожака, из женщины не выйдет мудреца. Давно сказано.

Согнувшись под пологом, он одними глазами улыбнулся ей на прощанье и вынырнул наружу.

* * *

Уже смеркалось, когда они выехали за крайние юрты и направились в сторону краснеющего на западе горизонта. Тэмуджин держался по правую руку отца. Бэктэр с Хасаром рысили позади. «В табун едем», – догадался Тэмуджин и придержал коня, чтобы не опередить отца.

Слева в полусотне шагов неслышно текла река, и от нее несло накопившимся за день теплом. Глухо стучали копыта коней, звенели комары.

Все еще светлел бледной полосой край неба на закате, когда Есугей вдруг круто повернул к реке.

– Ночевать будем здесь.

– Здесь ночевать? – разочарованно протянул Хасар. – Мы ведь только что выехали!

– Летом в душной юрте хорошо спать старухам да беременным женщинам. Мужчина спит под вольным ветром, – говорил Есугей, шагом проезжая между кустами тальника. – А ты кем хочешь быть, старухой или мужчиной?

– Мужчиной.

– Тогда поменьше разговаривай, – отец все еще был в добром духе. – Посмотри на братьев, они мужчины, потому и молчат.

Хасар раздосадованно взмахнул плетью, но, раздумав хлестать коня, опустил руку, подавил в груди огорченный вздох. Есугей в насмешливой улыбке скривил угол тонкого рта, незаметно обернулся к старшим, подмигнул, указывая на него. Те сдержанно улыбались.

У реки, найдя ровное место, остановились. Расседлали коней и стреножили их волосяными веревками. Наскоро собрали сухой аргал и развели огонь. Из переметной сумы Есугей достал небольшой бурдюк с кумысом. Угостив огонь и духов, отпил.

– По три глотка, – прищурившись от нахлынувшего кизячного дыма, он протянул бурдюк Тэмуджину. – Ночь разделите на двоих с Бэктэром. Смотрите за конями.

– Я тоже буду стеречь, – возмущенно сказал Хасар.

– Пусть стережет, если хочет, – Есугей расстелил на траве потник, в изголовье положил седло. Ослабил на себе ремень, лег на спину и вольно вздохнул всей грудью.

Почти сразу он заснул, задышав глубоко и ровно.

– Кто будет стеречь первым? – Тэмуджин посмотрел на Бэктэра.

– Я буду! – подскочил Хасар.

– Тогда соберешь аргал, чтобы до утра хватило. За конями чаще поглядывай, чтобы далеко не ушли.

– Ладно.

– Кто потом?

Бэктэр равнодушно пожал плечами:

– Мне все равно.

– Давай ты, а я перед утром.

Бэктэр согласно кивнул головой, глядя на огонь.

VI

Ночное небо едва начало отдавать синевой на востоке, а Есугей с сыновьями уже были на ногах. Быстро поймали лошадей, заседлали. У потухающего костра наспех распили по чашке кумыса и сели на коней. Одинокий дымок над сероватым пеплом да примятая трава вокруг остались от их стоянки среди голой степи.

Под утро похолодало. Изорванный в клочья белесый туман в потемках ощупью поднимался от реки и медленно заползал в низины между сопками. Роса обильно мочила ноги коням.

Тэмуджин замерз и теперь тщетно пытался бороться с охватившей его дрожью. Сжав зубы, чтобы не стучали, он изо всех сил напрягал свое тело, задерживая дыхание. Искоса посматривал на братьев. У Хасара слипались глаза. Бессильно покачиваясь в седле, тот пьяно ронял голову на грудь. Одного лишь Бэктэра, казалось, не брали ни сон, ни холод – равнодушно поглядывая вперед, он прямо держался в седле.

– Ну что, парень, не отпускает тебя сон? – Есугей поравнялся с младшим сыном, прижал к себе, обняв за плечо. – Сейчас мы ускачем от этого врага. Нет на свете таких чертей, что догнали бы борджигинских парней, – улыбнулся он, оглянувшись на старших. – Так говорили у нас, когда я был таким же молодым, как вы. Ну, не отставайте. Чу![22]

Крепко поддав поводьями, он вырвался вперед и пошел размашистой иноходью, быстро удаляясь от них. Мокрые копыта его коня замелькали в траве, упруго и легко отрываясь от земли.