Тэмуджин. Книга 4

После того как завершилась облавная охота и войска вернулись в свои курени, Джамуха, обдумав все, что произошло там, на охоте, вынес для себя твердое решение: по-настоящему взяться за свое войско. Нынешняя облава открыла ему, какое неизмеримое преимущество имеет по сравнению с ним в военной силе анда Тэмуджин, как безупречно обучены и подготовлены его отборные тысячи, и как слабо, распущенно оказалось его джадаранское войско. И если до этого он снисходительно усмехался, когда ему доносили, что анда опять выехал к своим войскам и проводит учения, думая: «Недавно получил отцовское войско и все насмотреться на него не может», то сейчас он понял, что анда не простыми играми занимался.

«Вот что значит учить войско! – Пораженный неожиданный открытием, он теперь спешил наверстать упущенное. – А мои люди сидят по своим куреням, пьянствуют, разленились, расшатались, надо хорошенько подтянуть их. Анда, что ни говори, в этом оказался прав: ведь любые, даже хорошо обученные кони в вольном табуне разучиваются, так же и люди…»

Для начала он решил проведать курени своих воинов, посмотреть, как они устроились на зимних пастбищах, поговорить с тысячниками. В ночь он побрызгал арзой восточным военным богам, но сам лишь пригубил, чтобы опять не потянуло к питью, а наутро, как вышло солнце, выехал в дорогу.

В сопровождении десятка нукеров выезжая из куреня на восточную сторону, он увидел спускавшихся навстречу по заснеженному склону сопки нескольких всадников. Двое ехали впереди и около шести-семи воинов плотной толпой следовали за ними.

«С востока едут… киятские дядья были недавно, значит, это отцовские братья или кто-то из керуленских, – досадливо подумал он, придерживая коня и всматриваясь. – Кто же это?.. Не дадут мне своими делами заняться…»

Он устал от многих пиров, длившихся с небольшими перерывами еще с осени, со времени возвращения из меркитского похода, продолжившихся и после облавной охоты. За последние несколько дней, безвылазно полеживая в своей юрте, не принимая никого из подданных, он протрезвел окончательно и теперь твердо решил взяться за дела по улусу.

Прикрывшись ладонью от встающего над холмом солнца, глядя на всадников, он раздумывал: «Что бы такое им сказать, чтобы отказаться от застолий да поскорее отделаться от них?..»

Всадники спустились в низину и приближались тихой, неторопливой рысью. Когда они подошли перестрела на полтора, в двоих передних Джамуха с досадой узнал своих дядей, отцовских братьев – Хя и Бату-Мунхэ. В груди у него тоскливо заныло, тревожно забилось сердце. Эти двое сородичей были для него самыми ненавистными – это они после смерти отца верховодили в разграблении его улуса. Они были самыми сильными среди других, имели довольно крупные войска, а главное, их беспрекословно слушались остальные, и потому Джамуха чувствовал с их стороны опасность.

Джамуха еще осенью обещал им долю от своей меркитской добычи и каждый раз, вспоминая об этом, досадовал про себя. Те время от времени напоминали ему об этом, но пока не слишком торопили, видно, не желая, чтобы люди со стороны подумали, что они вновь взялись грабить племянника, и считая, что он никуда от них не денется. Но сейчас Джамуха почему-то уверенно почувствовал, что они приехали, чтобы окончательно поговорить с ним об этом.

«Больше незачем им ко мне ездить, – думал он, пристально глядя на них. – Едут одни, без остальных, наверно, чтобы захватить лучшие куски…».

Когда те приблизились шагов на триста, Джамуха понемногу изменил выражение своего лица, перестал хмуриться. Он силой заставил себя улыбнуться, растягивая застывшие под холодным порывистым ветерком губы, и направил коня к ним навстречу. Те придержали лошадей и теперь ехали быстрым шагом по ровному, обдутому ветрами неглубокому снежному покрову. Подбоченившись, со сложенными короткими плетками в руках, они с суровыми лицами поглядывали на него. Подъезжая, несколько смягчили свои взгляды, но смотрели все так же строго, как старшие на младшего.

Джамуха предупредительно остановил коня в десятке шагов от них и радостным голосом приветствовал их.

– А я смотрю: кто это едет к нам в курень? – с беспечным, веселым видом заговорил он. – Как поживаете, дядья мои, все ли у вас благополучно?

– Что с нами может случиться, – негромко проворчал Хя-нойон и оглядел под ним буланую красавицу-кобылу, подаренную Тэмуджином, любуясь, смерил ее от головы до ног. – А ты что, куда-то собрался? Мы к тебе поговорить приехали.

– Да хотел проведать некоторые табуны. – Джамуха пренебрежительно махнул рукой. – Но теперь, когда дядья приехали, повременю, а дела подождут. Поедемте ко мне, там и поговорим.

Он первым повернул коня, с улыбкой оглядываясь на дядей, увлекая их за собой.

Они шагом проехали по куреню. Джамуха, в душе глубоко придавив досаду, все так же насильно удерживая беспечную улыбку, ехал между дядьями. Казалось ему, что дядья не почет ему оказывают, взяв его в середину, а охраняют, чтобы он не сбежал от них.