Темы с вариациями (сборник)

– Да, это серьезно… Я благодарен Дмитрию Дмитриевичу за рекомендацию… – Сделал паузу, затем продолжил: – Но посмотрите на вашу партитуру, какая она большая и трагическая… Я уже старый больной человек. Чтобы исполнить это сочинение, я должен всего себя выложить и замучить оркестр, а это мне уже трудно. Знаете что?.. Напишите для меня не слишком сложное сочинение не более чем на полчаса звучания, с небольшим составом оркестра. Когда закончите, звоните мне в любое время дня и ночи!

Через полтора года я закончил для Мравинского Третью симфонию и написал ее так, как он о том просил, однако начал пробовать серийные приемы.

Мравинский слушал фортепианную запись Третьей и иногда удивленно поднимал брови.

После прослушивания он внимательно изучал партитуру, несколько раз указывал мне на какой-либо прием и спрашивал:

– Вы это сами придумали?.. И это вы сами придумали?..

Затем наступило длительное молчание. Е. А. о чем-то напряженно размышлял… Наконец произнес:

– Нет. Это музыка не моего романа…

– Очень жаль! У меня нет надежды ее услышать!

– А вот Шуберт умер, так и не услышав ни одной своей симфонии!..

Когда возвращался в Москву, думал: чтобы два раза поехать в Ленинград, пришлось дважды закладывать в ломбард тещины серьги.

Посвящение. 1969

Генерал от дирижирования открыл на середине партитуру моего Концерта для духовых и начал весьма заинтересованно ее изучать. Затем, иногда задавая вопросы, даже стал объяснять мне, что и как в этой музыке должно исполнить самым выразительным образом. Его предложения мне нравились, и никакие сомнения относительно будущего исполнения не возникали. Вопрос был решен.

Он закрыл партитуру и вновь открыл ее на первой странице. На ней красовалось: «Посвящается Игорю Блажкову» [7] , – Ну вот пусть Блажков и играет!

Послание генералу от дирижирования

Дорогой Мэтр!

Быть может, то, что я пишу это письмо, само по себе лучше, чем если бы я говорил то, о чем пишу, так как объясняться в любви в письме легче, чем говорить о ней.

Ясно себе представляю, что, возможно, наша следующая совместная работа вновь случится через двадцать лет или вообще более никогда не случится. Поэтому в том, что прочтешь далее, ты не обнаружишь никаких корыстных композиторских побуждений.

Ты глубоко поразил меня и как дирижер и как человек, посему я убежден в необходимости отблагодарить тебя за это глубокое потрясение. Мне не приходилось общаться и сотрудничать в моем поколении с личностью такого масштаба, и я не мог себе представить, что такой человек и музыкант, как ты, вообще возможен в этом поколении.