Темы с вариациями (сборник)

– Ты ведь помнишь, что он много лет тяжело пил. В прошлом году врачи предупредили: если не бросит пить, то проживет недолго. Он бросил. Когда вернулся из Америки, пару недель протянул спокойно, потом устроил чудовищный запой. Началось кишечное кровотечение, и его уложили в больницу; в этот момент меня и вызвали. Когда я пришел к нему, он еще был в полном сознании. «Почему ты это сделал, отец?» – спросил я. Он ответил: «Сынок, я больше не могу и не хочу жить. Их техника: самолеты, автомобили, холодильники – все это Марс. Но, знаешь, при наших деньгах мы и здесь могли бы ее иметь. Дело в другом… В силу обстоятельств я попал на самый верхний интеллектуальный этаж Америки. Это замкнутая каста – в нее даже своих не пускают. Общаясь с ними, я понял, что ничего не знаю и не понимаю, я не способен отрываться от земли. Я раб. Я больше не хочу жить!»

Попытка теодицеи

Два Андрея резко пересекли границу между светом и темнотой и вышли к горящему костру.

Один тянул за руку девицу и, после того как все перездоровались, быстро утащил ее в траву. Дальнейшее сопровождалось игривым хихиканьем, которое оттуда доносилось.

Мы с Колей Шебалиным задолго до их прихода начали разговор о Господе. И мы его продолжили.

Другой Андрей встал перед костром, по-наполеоновски скрестил руки на груди и, молча глядя в огонь, с напряженным вниманием слушал наши христолюбивые соображения.

Неожиданно он сказал:

– А по-моему, он был бандит с большой дороги. – И ничего более к сказанному не прибавил.

Это случилось в 64-м.

Потом, многие годы видя его работы, я не удивлялся тому, что лучше всего у него получались эпизоды, где действовало или побеждало зло. Мне казалось, что в эпизодах, где до́лжно было утвердить добро, случались лишь декларации.

Так продолжалось до тех пор, пока к нему реально не приблизилась смерть… Последняя работа свидетельствует, что смерть заставила его сделать единственный возможный выбор – вверх. Он пришел к необходимости искупления.

Господь настиг его.

Счастье было возможно

Британский культурный советник устроил у себя дома официальный прием по случаю приезда в Москву знаменитого английского дирижера Малькольма Сарджента. Вместе с Сарджентом из аэропорта прибыла почтенная Ксения Эрдели – наша знаменитая арфистка, она его торжественно приветствовала прямо на летном поле.

За столом ее посадили между послом сэром Гербертом Тревельяном и сэром Малькольмом Сарджентом.

При свете свечей сверкал сервированный серебром и хрусталем стол красного дерева. Вышколенная прислуга обносила присутствующих все новыми и новыми роскошными блюдами. Оба сэра наперегонки оказывали Эрдели галантное внимание.

После того как были отпробованы крабы в кокилях (до сих пор не могу простить себе, что гордо отказался съесть еще порцию), почтенная дама обратилась к хозяйке дома:

– Это кто же у вас так вкусно готовит?

– Прислуга, – ответила советница.

– Английская прислуга?

– Нет, русская. Мы их обучили.

– По-о-думать только! – удивилась Эрдели и продолжила трапезу.

Неожиданно она довольно громко спросила у моей жены:

– Ниночка, а нас не посадят?

Жена заверила ее, что не посадят. Почтенная дама вдруг вспомнила:

– А ведь я обедала с тремя царями!

К ней обратился советник:

– Мадам Эрдели, а не были ли вы знакомы с Лениным?

– А как же. Я всех русских царей знала: и Александра Александровича, и Николая Александровича, и Александра Федоровича Керенского, и Ленина, и Сталина!

Она вновь повернулась к моей жене и повторила вопрос:

– Ниночка, а нас не посадят?

– А были ли вы когда-нибудь в Англии? – не унимался советник.

– К сожалению, не была. Во Франции бывала довольно часто. В ту пору достаточно было дать дворнику три рубля – и он приносил тебе визу. Во Франции друзья говорили: «Поезжай, поезжай в Англию». Я такая дура была, все откладывала и откладывала. Думала, что еще успею!.. Ан не успела…

В конце трапезы, выкушав кофий, она заявила:

– Какой вкусный у вас кофе. У нас такого нет… А что у нас, вообще-то, есть?!

По позднему времени почтенная дама собралась уходить первой.

Она остановилась в дверях, оглядела апартаменты советника тоскливым взором и, тяжко вздохнув, произнесла:

– По-о-думать только!.. Ведь и я могла бы так жить!

Дай Бог последнее свидание…

Месяца через полтора после визита Н. С. Хрущева в Манеж мне позвонил сотрудник КГБ, который за год до того пробовал сделать из меня осведомителя – Комитет интересовала моя дружба с британским культурным советником. В обмен на информацию мне сулили издание и исполнение всех сочинений, поездки за границу и деньги на представительство. Вербовка продолжалась дня два, и я как мог «валял Швейка», ссылаясь на то, что кончал консерваторию, а не шпионскую школу. Отбился.

На сей раз он попросил о свидании на Трубном бульваре; когда мы сели на скамейку, начал:

– Николай Николаевич, вы, вероятно, знаете о том, что Никита Сергеевич, члены ЦК партии и правительства посетили выставку в Манеже и что там произошло?

– Да, я многое слышал об этом.