Темы с вариациями (сборник)

Отец Александр рассказывал мне, что он имел объяснения и с КГБ: эти боялись, как бы он не открыл потихоньку церковную школу, не начал обучать и духовно просвещать детей. «Вот старушки, с ними и должны заниматься, а молодежь трогать нельзя!» Это давление длилось долгие годы, но остановить отца было невозможно. А ведь он никогда не занимался политикой. Занимался только верой и приводил людей к Господу.

Отец Александр был необычайно добрым человеком, однако во время общей исповеди, перечисляя наши грехи, он становился грозным, как библейский пророк.

Думаю, он им очень мешал, потому что последние два года получил возможность открыто проповедовать Евангелие в различных аудиториях и на телевидении – каждое его слово отрицало режим в его онтологической сути. Мешал еще и потому, что нес на себе судьбы сотен, быть может – тысяч людей. Мне известны многие из тех, кого он вытащил из бездны отчаяния.

В его храме всегда бывали молодые прихожане, хотя и старушек хватало. К последним он относился с ангельским терпением. Есть люди, которые без совета священника куска хлеба преломить не могут. Со многими этими мелочами к нему шли сотни, и для всех он находил время и доброе слово. А ведь он еще успевал писать книги. Мне кажется, при его жизни издали за границей книг восемь или девять, и осталось еще несколько в рукописях. Чтобы писать, он использовал каждую свободную секунду. Он писал в перерывах в службе, в электричке.

Я пришел к нему со смятением: как жить, как соединить написанное в Евангелии с реальной жизнью, в чем находить опору? Отец Александр был терпелив, и он умел прощать. После его строгого внушения всегда становилось радостно. Между нами возникла духовная связь, которая длилась четверть века.

«Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» – в этих словах заключена лишь часть истины. С приходом к вере сама возможность какого-либо компромисса с властью начинала вызывать чрезвычайную брезгливость. Это крайне затрудняло пребывание в социуме. Чтобы выжить, надо было найти себе некую экологическую нишу. Я перестал бывать в Союзе композиторов и появился в нем только в 89-м году, после двадцатипятилетнего отсутствия. Меня, естественно, к этому времени совершенно забыли. Нет композитора Каретникова, есть только кинокомпозитор. Однако некоторые сочинения мне удалось тайно записать на радио благодаря моему другу, который очень рисковал, делая эти записи.

К сожалению, я смог показать отцу Александру лишь немногие из своих сочинений. У него всегда было очень мало времени, и я не решался часто отрывать его от дел. Кроме того, в домике около церкви не было инструмента. Иногда я привозил кассетник, и он слушал музыку в записи. Он любил и прекрасно разбирался не только в духовной, но и в светской музыке. Одаренный музыкально и артистически, он вел службу эмоционально, особенно на Страстной неделе: его покаяние было трагично.

Отец Александр выслушал за свою жизнь много исповедей, случалось и так, что он сам немного открывался. Но, честно говоря, мы, его прихожане, относились к нему потребительски. Мы вели себя эгоистично. Однако теперь, когда иногда говорят, что отец Александр был одиноким человеком, я этому не верю: если ты живешь с Господом – ты не одинок.

Еще при жизни отца Александра стремительно поднялся интерес к вере. Ходить в храм стало модным. Я спросил его, что он думает по этому поводу. Он ответил, что относится к этому процессу спокойно и ничего дурного в нем не видит. Отец часто повторял: «Гони Бога в дверь, Он в окно влетит». Конечно, спекуляции возможны повсюду, и на религии тоже.

Не важно, как человек приходит к Богу, главное – он начинает слышать голос. Как говорил отец Александр, далее произойдет естественный отбор: то, что не истинно, отпадет.

В стихотворении Галича «Когда я вернусь» есть такие строки:

Когда я вернусь, я приду в тот единственный дом,

Где с куполом синим не властно соперничать небо,

И ладана запах, как запах приютского хлеба,

Ударит в меня и заплещется в сердце моем…

Это о голубом своде церкви, где служил отец Александр.

Я много рассказывал Галичу об отце Александре, и когда Саша захотел креститься, предупредил отца, что мы приедем. Галич принял крещение в маленьком домике священника при церкви. Мы были втроем. Отец очень полюбил его и всегда смотрел на него с глубокой нежностью.

Гибель отца Александра была чудовищным ударом. Сознание того, что его больше нет, невыносимо. У нас дома несколько дней стоял плач. Потеря его так же тяжка для русской духовности, как для русской свободы тяжка потеря А. Д. Сахарова.