Тень

Но для Тани главным стало то, что она получила неограниченный доступ к механической мастерской завода и — что для нее было важнее — в небольшую, но очень неплохо обеспеченную оборудованием и материалами заводскую химлабораторию.

Правда, после получения такого допуска в школу девочка ходить практически перестала — но учителя на это особого внимания уже не обращали. Они всего лишь за месяц привыкли к тому, что девочка школьную программу знает лучше всех в классе. Ну да, в Ленинграде-то школьников, вероятно, куда как круче всему учили!

Впрочем, вскоре и большинство других «старших» учеников в школе стали появляться лишь иногда: у каждого почти дома в городе огородик имеется, а раз уж взрослые по десять-двенадцать часом трудятся на заводе, укрепляя оборону, то этими огородами никому, кроме, собственно, школьников, заниматься и некому. Вдобавок дирекция пулеметного выделила каждому рабочему и небольшой участок земли в пригороде «под картошку» — а в том, что эту картошку сажать абсолютно необходимо, ни у кого ни малейших сомнений не возникало. Ну не было в стране избытка продуктов!

Но и времени на земледелие в городе тоже у взрослых практически не было. Таню очень удивило, что строительство новых цехов на заводе велось силами рабочих и просто горожан на совершенно добровольных началах. Рабочие завода после смены, а другие горожане — в свободное время приходили копать, таскать кирпичи, некоторые — кто опыт в этом деле имел — клали стены. И за этот труд никакой оплаты никому не полагалось. Правда, добровольных строителей старались хотя бы покормить дополнительно, но это получалось далеко не каждый день — и тем не менее поток добровольцев не иссякал.

Однако не было в Коврове (как, впрочем, и везде) поголовного трудового энтузиазма и бескорыстия на благо Родины. Отдельные граждане больше пеклись о личном благополучии — и методы достижения такого благополучия не всегда соответствовали моральному облику строителей коммунизма.

Таня по-прежнему жила в своей маленькой палате, ведь другого жилья у нее не было. А Байрамали Эльшанович тоже жилья своего не имел и снимал даже не комнату, а койку в перенаселенном частном доме. Но в госпитале никто не возражал, а наоборот Таню всячески поддерживали — в том числе и исходя из «корыстных интересов»: девочка уже привыкла спать по четыре часа в сутки (обучение «быстрому сну» входило в программу медицинских школ Системы), так что она совершенно спокойно ночами дежурила в приемном покое. Врачи (и уж тем более медсестры) искренне верили, что девочка и первую помощь оказать сможет, и, конечно же, дежурного доктора вызвать сумеет.

Ночью двадцать девятого мая (точнее, уже ранним утром тридцатого — в половине третьего утра) в приемный покой два солдатика притащили заместителя начальника городской милиции. Он — в свете участившихся грабежей товарных поездов — решил лично проверить, как охраняются поезда во время смены локомотивов. Проверил — и увидел, как из вскрытого вагона кто-то шустро выбрасывает тюки с мануфактурой. Увидел, выхватил пистолет и закричал «руки вверх» — думая, как он сам сказал позднее, что грабителей всего двое. Но, во-первых, их оказалось скорее около десятка, а во-вторых, пистолеты и у них имелись. Конечно, на выстрелы сбежалась и штатная охрана станции, так что ограбление удалось пресечь. Но вот изрешеченного пулями милиционера солдатики едва успели дотащить до госпиталя.

Доктору Тане Ашфаль хватило нескольких секунд, чтобы понять: врачи, находящиеся сейчас в госпитале, милиционеру помочь не смогут, так как их квалификации не хватит. Да и вообще нынешние врачи в состоянии лишь горестно развести руками: раневые повреждения печени на нынешнем этапе развития медицины считаются фатальными. Но ведь в приемном покое все, ей необходимое, имеется! Правда, освещается этот покой лишь двумя тусклыми лампочками — но регенератору второй категории и в темноте работать не проблема. Проблема может быть лишь одна: если кто-то из медперсонала сунется в покой чтобы выяснить, кто это поздней ночью в дверь так громко стучался. Но с этим, вроде бы, повезло: преддверие «ведьминого часа», самый крепкий сон…

Если в первой ее операции Тане просто повезло (она как раз перед едой тщательно вымыла руки, а потом, перед тем как солдатика чинить начала, протерла их спиртом из стоящего на столике флакона), то теперь она к дежурствам всегда готовилась так, как будто ей предстояла пересадка органа пациенту, вытащенному из сточной канавы. Руки, конечно же, тщательно вымыты, инструмент в стерилизаторе в полной готовности, флакон со спиртом на столике (правда, прикрытый салфеткой, чтобы своим видом не смущать посетителей). И несколько ампул с новокаином под рукой. А все остальное — у нее в голове и в руках (которые уже полностью восстановились). Так что те двадцать с небольшим минут, которые Таня Ашфаль в одиночестве провела возле каталки, она использовала на сто процентов.