Тень

Через пятнадцать минут девочка извлекла из машины светящуюся железяку, воткнула в какую-то рядом стоящую приспособу — в результате чего из железяки вырвался столб пара, а затем, немного подержав ее под струей воздуха, показала Семену Владимировичу:

— Теперь надо тут немного обточить, здесь подправить… смотрите: канал ствола совершенно ровный.

— И сразу с нарезами? Как вы это…

— Вы все сами видели. Ствол, конечно, нужно еще отхромировать… но можно уже и так из него стрелять. Пойдемте на стрельбище, я покажу, что мы имеем в результате.

На стрельбище, где Таня отстреляла шесть лент подряд, она удивила его дважды: и тем, с какой скоростью меняла ленты, и как кучно посылала пули в мишень. А, закончив стрельбу, девочка удивила его еще раз:

— Жалко, что патроны закончились, я хотела ствол докрасна раскалить. Он все равно не испортился бы, но вы бы увидели, что даже в таких условиях его не ведет. Хотя, надеюсь, вам и увиденного достаточно.

— Вот уж… более чем достаточно. Значит, на вашем станке можно по четыре таких ствола за час изготовить…

— Нельзя. То есть я смогла бы, но только я: я же хирург, привыкла руками точно шевелить и заранее продумывать каждое движение. А самый квалифицированный рабочий на нем хорошо если за час что-то приличное сделает, и не потому, что он криворукий, а потому, что станок на обычных людей не рассчитан, я его под себя, то есть под квалифицированного хирурга делала. Да и я на нем хорошо если час проработать без перерыва смогу — но даже пытаться делать это не буду: мне руки для основной работы пригодятся. Вам нужно будет попинать технологов, чтобы они придумали какой-то копир, который процессом ковки без рабочего управлять станет… Да, а насчет специальной стали… я инструкцию нашим плавильщикам составила, ее почти сразу можно будет для всего нашего оружия использовать. Вот только тогда заготовки придется обязательно проковывать, у меня записано как: эта сталь без проковки, как и любой быстрорез, по прочности может поспорить с гвоздевой и отпускается чуть ли не от нагрева на солнышке. И там нужны кое-какие присадки, которые, впрочем, изыскать не очень трудно. Только со снабженцами я разговаривать не буду, они и так готовы меня сожрать.

— Со снабжением, думаю, мы договориться сумеем, — задумчиво произнес Семен Владимирович. — А вот все остальное… скажите, а на вашей машине возможно делать стволы для пушек ШВАК?

— На этой — точно нет: ствол просто в нее не влезет. Но если хотите, я чертежи со всеми доработками технологам передам.

— Вы еще спрашиваете!

— Я не спрашиваю, а просто говорю. Только имейте в виду: я послезавтра где-то на недельку отъеду и до возвращения с технологами разговаривать не буду потому что не готова. А вот как вернусь…

Чтобы вернуться куда-то надо это «куда-то» сначала покинуть — а с этим все оказалось не очень просто. То есть Александр Евгеньевич сильно нетрадиционным образом выполнил данное Тане обещание «подарить ей нормальный самолет», однако чтобы на этом самолете куда-то улететь, требовалось как минимум командировочное предписание. А так как Второй инструментальный к химзаводу в Березниках вообще никак не относился, командировка требовалась от другой организации, причем организации соответствующего уровня. Товарищ Егоров, например, такую выписать не мог — но мог выписать товарищ Пальцев. И выписал, но его пришлось перед этим три дня ловить, товарищу Егорову пришлось. Так что покинуть Ковров Тане удалось лишь двадцать девятого марта. Утром двадцать девятого, а обедала она уже в Молотове: когда есть достаточно быстрый самолет, такое проделать нетрудно.

А самолет у нее был действительно быстрый: Александр Евгеньевич передал в ее распоряжение «не годный для боевого применения» СБ. Таких в авиации было немало: некоторые разбившиеся машины как-то восстанавливались авиамеханиками «своими силами», однако считалось, что они могли летать, но резко маневрировать уже нет: силовой набор мог нагрузок не выдержать. Один такой, фактически собранный из трех разбившихся, был капитально отремонтирован на двадцать втором заводе — но, потяжелев в процессе ремонта более чем на полтонны, там же превратился в «санитарную машину». И именно этот самолет Голованов выделил Тане, для того, чтобы «при необходимости и возможности самый опытный хирург мог быстро добраться до фронтового госпиталя». Две «старые» летчицы из Ковровского авиаотряда — Вера и Марина — были направлены на переобучение, а вместо них «временно» в Ковров приехали сразу шесть девушек-пилотов. Правда троих («с искажением природной красоты морды лица») Таня тут же отправила в свой госпиталь к Олям, а три других… самолет они водили уверенно, и Шэд больше от них ничего и не надо было.