Тень

Выдувальщик передает работу одной из своих помощниц, она бережно относит ее в сторону, кладет на транспортер и отделяет от трубки стеклянное изделие. Мастер не прочь бы перевести дух, но другая помощница уже подсовывает ему следующую трубку с каплей на набеле, — будешь поминутно переводить дыхание, ни хрена не заработаешь, — и вся процедура начинается сначала. А вазу транспортер доставляет в лер для отжига. Здесь она медленно будет остывать. На том конце печи ее ждут резчицы — зарабатывают они меньше, но зато и работа у них не такая утомительная. Здесь уже нет адской жары стеклодувного участка и не обязательно весь день стоять на ногах. Резчицы при помощи газовой горелки обрежут у вазы припай, оплавят острые края и отправят на алмазный участок, где, увлекая за собой песок и воду, крутятся в горизонтальной плоскости большие чугунные шайбы. Здесь переизбыток воды, кожа на руках работниц набухла от влаги, на ногах у них тяжелые резиновые башмаки.

Рядом с алмазным участком железная дверь, открывать ее дозволено далеко не каждому, ибо сидят за этой дверью «аристократы» стекольного дела. На них тоже деревянные башмаки и прорезиненные фартуки, но под фартуками приличная одежда, белые рубашки с закатанными рукавами. Цеховая марка! Их десять, Йост — старший. Он может и умеет все, хотя, если не считать высокого разряда, в его трудовой книжке та же запись, что и у женщин с размокшими ладонями: шлифовщик. Но женщины только и делают, что трут абажуры люстр о чугунные шайбы против вращения, а Йост может самую обычную пол-литровую баночку превратить в произведение искусства. Случается, кто-нибудь из старых выдувальщиков приглашен на круглый юбилей. Выдувает он по этому случаю, например, бокал величиной с крюшонницу. Это нелегко. Приходится делать пять, шесть, семь заходов, пока получится то, что нужно, ведь форм таких нет, а ни один из этих мастеров не позволит себе пасть так низко, чтобы преподнести в подарок стандартную вещь, пусть даже давно снятую с производства. Нет, все должно быть сделано «на глазок», и единственным вспомогательным приспособлением служит деревянная форма: чурка с выемкой. Сперва на конце металлической трубки колышется стеклянная сфера, тонкая и прозрачная, как воздушный шарик, затем «прихватывается» стройная, иногда тройного кручения ножка, которую заканчивают пяткой, раскатанной на доске для отделки. Отнюдь не просто присоединить ее к ножке, так как пятка должна быть достаточно большой и строго горизонтальной, не то бокал окажется кривой. Когда со всем этим покончено и бокал ползет по транспортеру к леру для отжига, мастер начинает нервничать. Вдруг за что-нибудь зацепится? Или на повороте треснет? Или пойдут в стекле крапинки — мошка? И хотя он знает, что коллеги обрежут и оплавят бокал лучше его, все-таки решает все сделать сам, своими руками. Не в состоянии усидеть на месте, он мечется по цеху; перебросится парой слов то с одним, то с другим, напомнит работнице, стоящей у транспортера в том конце лера: «Анюта, принимай!»

И вот бокал, чистый и гладкий, радует взор мастера, и он важно шествует с ним к Йосту, с которым уже обо всем условлено. Нет, не за деньги, за деньги тут свое искусство не показывают. А приведется Йосту быть приглашенным на юбилей, и он, в свою очередь, явится к выдувальщику и тоже попросит сделать одну «вещь» и объяснит какую. И выдувальщик на следующее утро прибежит на работу спозаранку и будет волноваться, переживать, точно для себя старается.

Йост рассматривает бокал на свет, легонько постукивает ногтем и, довольный, прислушивается к звону. Потом спросит, гравировать ли одни инициалы, или имя и фамилию полностью, нужна ли дата. Он не настаивает, он только рекомендует, черпая из кладовых своего огромного опыта. И вот любитель водной стихии получает изображение яхты с волнами и чайками, охотник — скрещенные ружья и оленей, застывших в прыжке, а заядлый рыболов — стайку рыб. Но больше всего нравится Йосту выводить плавным почерком какое-нибудь пожелание и украшать бокал цветами. Чего только нет в таком букете! Тут и гроздья винограда, и ячменные колосья, розы, тюльпаны, лилии и аспарагусы — вьются, буйствуют, переплетаются. Любую линию найдешь, начиная от филигранной, словно нарисованной тончайшим пером, и кончая широкой полосой, похожей на стружку, снятую рубанком.

— Ладно уж, попытаемся! — обещает Йост и отставляет бокал в сторонку: займется он им вечером, после смены.

Помогать друг другу в таких случаях — традиция стекольщиков, идти против нее глупо. А себестоимость сырья настолько низка, что ее в деньгах и не выразишь, и не левая это продукция, которую продают из-под полы.