Тень

Наступила ночь, но его глаза видящего различают детали в лунном свете под звёздным небом. Там вьётся река, чьи берега поросли деревьями и колышущейся травой. Он видит птиц, которые испуганно срываются с деревьев, где они устроились на сон. Совы хлопают крыльями и тихо ухают где-то неподалёку; он чувствует их свет, но не безмятежная красота привлекает его взгляд и свет.

Он чувствует людей — столько людей, сколько он никогда прежде не видел в одном месте. Столько людей, что он даже не может проследить за ними взглядом.

Их движения неуклюжие по меркам видящих, громкие в Барьере. Их намерения легко прочесть в мутных, медленно двигающихся структурах их aleimi. Их попытки скрыть свою численность смехотворны с точки зрения его людей, и всё же он видит, что некоторые из них передвигаются с настоящими военными навыками. Он чувствует некоторых с настоящей тишиной в разумах и сердцах.

Несколько более ярких светов живут в этом океане серости.

Он чувствует, что приближается, что вибрирует в их свете. Он ещё не пережил свой первый бой, но обещание этого боя вызывает адреналин под его кожей, и он даже слегка дрожит, не может стоять спокойно, с трудом сосредотачивается на своей роли в столкновении.

Он не будет сражаться со своими братьями и сёстрами — не напрямую.

Другие ученики Менлима будут сражаться на том поле, но не он. Он пока что не уверен, что чувствует по этому поводу — то ли гордость, то ли угрызения совести, то ли просто нервозность из-за одиночества и из-за того, что на него возложили ответственность за то, что раньше было только на словах. Он уже не видит и не чувствует видящих, с которыми он упражнялся месяцами, хоть и в других холмах, в более влажной загородной местности к северу.

Старик стоит возле него, но Нензи знает, что дядя тоже не сможет ему помочь.

Он всего лишь свидетель, безмолвный фантом, нависающий над ним, пока он смотрит на ту же разворачивающуюся сцену под звёздами. Они оба молча смотрят, как человеческие ряды множатся, заполняя поля внизу. Молодой видящий чувствует, что старик наблюдает за ним, выжидает, возможно, даже остерегается того, что он может сделать, но он впервые за всё время не чувствует себя запуганным.

Где-то там живёт различие.

То, что его дядя думает о нем, больше не имеет значения.

То, что имеет значение, что заставляет его нервничать прямо сейчас — что не даёт ему уснуть по ночам, заставляет смотреть в покров палатки, где он спит, или на звезды — это перспектива провалиться, подвести всех, за кого он несёт ответственность.

Какая-то перемена в личности и цели позволяет ему сосредоточиться на этом, игнорировать стоящего возле него видящего за исключением того, чем старик может ему помочь. Теперь его распаляет желание освоить эту роль, быть лучше, и не только в примитивных, механических навыках.

Он также должен вырасти в глубине, в понимании, в спектре способностей, нужных ему для выполнения своей миссии: военные, дипломатические, стратегические, ораторские, управленческие, организационные навыки.

Он теперь сознательно принимает необходимость прикладывать усилия, подгонять себя так, как он никогда не думал подгонять себя ранее.

Ему нужно стать совершенно иным существом.

Он каждую свободную минуту посвящает практике.

Ему снится работа с экстрасенсорными навыками, упражнения, которые можно попробовать, вещи, которые он может сделать со своим светом, если заставит его оперировать более и более деликатными градациями. Давление на людей, даже рукопашный бой — ко всему этому он теперь утратил интерес. Это закулисные игры, отвлечение. Это наскучило ему, потому что это уже не испытывает ту часть его, которую он ценит.

Когда он думает об этом, в его сознании встаёт образ женщины.

Он хмурится, вспоминая её лицо прошлой ночью, рвение в её свете, когда она смотрела на него. Но она его не видит — не больше, чем эти червяки видят его. Теперь ему тоже недостаточно этого, но он не видит никакого другого лёгкого решения для этой части его жизни. Его состязания больше не требуют от него использования света, но сейчас они значат для него не больше, чем раньше.

Он хочет большего. Он хочет чего-то настоящего.

Когда он смотрит вниз по холму, его концентрация обостряется.

Теперь его не устраивает просто делать так, как ему сказано. Он старается понять каждую структуру, что живёт в его свете, найти новые пути комбинирования этих структур, их совместной работы. Он читает древние тексты, пытаясь найти намёки и знания между строк — всё, что может подстегнуть его память о прошлых жизнях, о способностях, которые он ещё не пробудил.

Временами он читает и другие тексты. Он читает комментарии, особенно Любовную Песнь, пытаясь понять, как долго ему ещё придётся ждать её.

Он погружается в работу, ища всё, что может подтолкнуть его стать лучше, расширить свои лимиты. Он тренируется даже тогда, когда старика нет рядом. Он тренируется всегда, когда не вынужден заниматься другими обязанностями — например, всё более напряжённой военной муштровкой, которую он теперь получает и от видящих, и от людей, работающих на его дядю.