Тень

- Гм... Наверное, вон тот... - Мужчина указал на коричневый гроб в самом углу. - Вам придется подмогнуть мне, один-то я крышку не сыму... Нет, нет! Так... Приподымайте... Только за ручки не хватайтесь, сразу отлетят, они декоративные. Теперь гробы из стружечных плит делают, с ума сойти, какие тяжелые! Если могилка подальше, восемь человек несут, и все взмыленные!

Я должна взять себя в руки, взять себя в руки!

Я буду спокойна, спокойна, совершенно спокойна.

Камбернаус. Она разорвала бы его на части. Прошло столько времени, ненависть должна бы растаять, как снег, истлеть, как угли в камине, схлынуть, как паводок, но нет - с годами она все росла и крепла, и с ней становилось все труднее справиться, она разрасталась, как какой-нибудь сорняк, крапива на пепелище.

- Хорошо сохранился, ничего не скажешь! Черепок подрезали, это теперь всем так, умер ли человеком, в больнице, или распоследним бродягой...

Голос работника звучал как дальнее эхо, но смысл слов до нее не доходил, хотя при виде Райво Камбернауса все всплыло перед глазами. Постепенно пелена спала, и она отчетливо увидела кожу его лица, бугристую, изжелта-серую, словно из воска и грязи, рассмотрела жидкие волосы, особенно на висках и затылке, веки...

- Давайте закроем, - спокойно сказала она. - До завтра.

- А как же!.. Только прихватите с собой галстук, красивей глядится, когда галстук, завязать я помогу...

- Он очень любил галстуки.

- Цветочки! Разве с собой унесете?

- Ах да... извините. - Она положила букетик на грудь Райво Камбернауса и помогла установить крышку на место.

- Бывает, с кем не бывает, в такие минуты человек как без памяти...

- Он очень любил галстуки.

- До завтра, уважаемая... Будьте здоровы.

- До завтра.

На кладбище еще виднелись кое-где согбенные старушки, а провожающие и музыканты уже отбыли на автобусах.

Ей удалось поймать такси.

- В Межапарк, - сказала она устало и откинулась на заднее сиденье.

Он любил галстуки и часто их менял. И в отличие от других мужчин иногда даже сам покупал их, не дожидаясь подарков. Когда они десять лет назад виделись в последний раз, на нем был только что купленный галстук, хотя костюм видал лучшие времена. Она до сих пор не могла понять, почему он тогда пришел. Его успели разлюбить и бросить две жены, и он, видимо, искал тихую гавань. Зайге тогда было за тридцать, почему бы не посчитать ее дом такой гаванью. А может быть, он явился к ней, гонимый воспоминаниями юности? Он еще держался на плаву, прикидывался весельчаком, подшучивал над собою и посмеивался над спорткомитетом, который не присылал больше приглашений даже на соревнования местного масштаба.

- Иду как-то мимо школьной площадки, - рассказывал Райво, - вижу, пацаны в волейбол играют. Тренер куда-то отлучился, сами с усами. И ничего, прилично стукают. Дай, думаю, посмотрю. Один все норовит с короткого паса лупануть, но выпрыгивает поздновато. Терпел я, терпел, наконец не выдержал: "Ты, пацан, в момент паса должен быть вот где!" - "А откуда вы, дяденька, такой умный?" Насмехается, значит. "Я Райво Камбернаус". - "Ну и что? Я вот Карлис Берзиньш, и у меня второй разряд!" И ну ржать. Никто из них даже не знал, кто такой Райво Камбернаус. Я поджал хвост и ушел как оплеванный. И ведь не так-то много времени прошло. Сейчас за месяц забывают то, чем по полвека восхищались раньше. У славы теперь короткая память.

Зайге нравилось, что он не строит из себя человека, которому все еще сопутствуют одни победы, и не впадает в другую крайность - не винит в своих несчастьях других, не выставляет свои беды на всеобщее обозрение. Вроде он и не очень-то сожалел, что бросил волейбол и вообще ушел из спорта.

- Поступил бы в институт физкультуры, мог бы работать тренером, сказал она, разливая кофе. От волнения у нее дрожали руки.

- Считаешь, тренер много получает? Да он, как филатовский медведь, целый день пляшет на своих двоих, сочиняет планы, да еще с него же стружку снимают. Платят везде одинаково скромно, а ведь больше чем в трех местах не повкалываешь.

Райво устроился дежурным насосной станции, работа не бей лежачего, уйма свободного времени. Он раздобрел, как это зачастую бывает с классными спортсменами, вдруг переставшими тренироваться.

- Мне кажется, у тебя и чувства притупились, а?

- Не исключено... Что-то во мне оборвалось. При втором разводе пришлось продать "Волгу", иначе не наскрести было сумму, которую присудили мне выплатить. Все знали, что я помешан на машинах, а тут мне ни холодно ни жарко. Отдаю ключи, остаюсь круглым пехотинцем, и хоть бы хны. Сам на себя будто со стороны смотрю и сам себе удивляюсь.

- Почему ты развелся?

- Из-за тебя.

- Не паясничай!

- А все-таки из-за тебя. Всех последующих я с тобой сравнивал, и все они оставались в проигрыше.

- Врешь.

Сама лгу! Зачем это я? Ведь я ждала, что он вернется, а теперь, когда это вот-вот произойдет, веду себя как последняя дура.

- И давно ты развелся?

- Два года назад.

- О, так ты ко мне или на руках шел, или скакал на черепахе. - Она горько усмехнулась.