Тень Аламута

Тут он понес околесицу. Что-то о черных джуббах и новой власти. О могучих покровителях и благодарности. А под конец навалился на девушку, хватая за полы абайи. Из его рта нестерпимо воняло кислятиной.

— Руки убери, шайтанова отрыжка! — рванулась Марьям. — На тебе!

От пощечины голова Исы дернулась. Юноша хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— Ах, так? — оторопел он. — Ты… ты!.. — Марьям врезала по второй щеке. И снова. И еще!

— Пожалеешь, блудница! — зашипел Иса. — У меня тоже… заступники найдутся!..

— Уж не те ли, к которым Иблис тебя ночью носил?

Этот удар оказался посильнее любых пощечин. Иса огляделся: не подслушивают ли?

— Откуда знаешь?.. Ты?

— Предатель. Предатель!

Этого Иса не выдержал, бросился бежать. Врезался грудью в калитку, тупо ткнулся в стену, наконец бочком-бочком, словно скарабей, выбрался и помчался. Марьям смотрела ему вслед.

«Хасана надо спасать!» — билось в висках. Как, зачем, почему — она еще не знала. Гонцы, что пришли к повелителю, оказались ложными. А ведь Рошан знал, предсказывал!

Значит, ее повелителю грозит опасность.

Марьям знала лишь одного человека, кто мог помочь. Но где искать гебра, она не представляла.

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ РОШАНА ФАРРОХА

Одна… ну ладно, две ночи под одной крышей — куда ни шло. Но три! Что за глупость — жизнь оседлая?

Рошан ворочался на парчовых покрывалах без сна. Дворец давил его, не давая вздохнуть спокойно. Всё здесь было слишком: слишком вязкое, слишком мягкое, слишком сладкое. Он подошел к окну и распахнул створки. В комнату ворвался свежий ветерок.

Стояла ранешняя рань. Нить белая, нить черная — все они еще одинаково серы. Дворец молчал, погруженный в дрему. Рошан лег животом на подоконник и высунулся наружу. Лицо омыло запахами ночного города: едва заметным ароматом весны, запахами соломы и шерсти. Звезда в небе подмигнула Рошану, и гебр подмигнул ей в ответ.

Интересная штука жизнь. Скажи кто-нибудь месяц назад, что он вернется на родину, Рошан посмеялся бы над этим. Что он забыл здесь? Старые могилы? Вырубленные розовые кусты под стеной где он тайком целовался с Нахлей? Развалины дома? Пустое. Манбидж — хороший город, но не лучше прочих. Да и мал он, этот городишко. Есть ведь Антиохия, Константинополь, Рим. Что искать здесь?

Оказалось, есть что искать. Воспоминания не тревожили Фарроха, но сам город внушил ему неожиданную симпатию. И люди понравились. Веселые, жизнерадостные, работящие. Халеб, Дамаск, Бухара — они прекрасны, спору нет. Но ведь настанет же когда-нибудь момент, и Рошану опротивеет базарная толчея, захочется тишины и покоя. Уютной спальни… например, во дворце. Кровати с балдахином, еды — не когда попало, а три раза в день. Бесед с мудрыми людьми: казначеем, судьей, начальником стражи.

Рошан рассмеялся. Если такой день и наступит, то, хвала Ормазду, не скоро. Побродяжим еще!

А во дворце он действительно засиделся. Не пойти ли прогуляться? Душа скучает по рванине и соломе, а живот — по базарной лапше. Чтоб жилы и хрящи, чтоб аромат фасоли и рейхана. И чтоб в ушах не унылая болтовня о шариате, которую так любит сутяга Бурхан, а живая человеческая речь. Со смехом и прибаутками, сальностями и простонародными словечками.

Хорошо!

Фаррох вытащил свой походный мешок и достал купеческое одеяние, его он добыл в Мосуле У одного скупщика краденого. Спрятать великана нелегко, приходится идти на хитрости. Фальшивая борода, чалма… нет, чалма настоящая. Голос, походку — всё придется менять.

Рошан знал тридцать разновидностей хромоты. Сутулиться и горбиться он умел четырнадцатью способами. Два из них вызывали у окружающих непреодолимый ужас. Эта пугающая сутулость составляла секрет мастеров драки; по ней они узнают друг друга.

Переодевшись, Фаррох отправился в город.

Чтобы выйти из дворца, следовало пройти через несколько охраняемых галерей. Маскировка могла сыграть дурную шутку, но Рошан хотел попрактиковаться — если вы несколько лет враждуете с ассасинами, волей-неволей приходится изучить их уловки.

Рошана ожидал сюрприз: у дверей перетаптывался казначей.

— Мир тебе… Рошан, — сказал он. Неуверенности в голосе почти не чувствовалась, но гебр ее поймал. Керим еще не привык к его обличьям.

— И тебе мир, Керим. Что-то не так с моей дверью?

— Воистину мир полон чудес. Смотри, Рошан, вчера этого знака не было. Откуда он взялся?

Гебр пригляделся к двери. На цветном орнаменте белел размашистый меловой крестик.

— А это… Ассасины балуются.

— Так, значит, в Манбидже есть ассасины?

— Успокойся. Раз Балак выгнал их из Халеба, должны же они где-то жить? В Антиохии, думаю, их еще больше.

Рошан достал из мешочка на поясе кусок мела и начертил такой же крест на соседней двери.

— Это собьет их с толку.

— Но здесь живу я!

— Ай, Керим, какие пустяки. Нас завтра, может, перережут всех, а ты кричишь: я! я! Нехорошо уважаемый. На держи, — он протянул мел. — Поставишь на каждой двери. И не вздумай стирать свой! — быстро предупредил он. — А то палкой по хребту.