Тень автора

Я вытащил ключ из калитки и отпустил ее. Она закрылась за мной с тихим шипением. Щелкнула пружина замка; мне вдруг стало страшно, и я инстинктивно схватился за ручку двери – убедиться, что не попал в лов ушку.

На улице было тихо, но все-таки можно было различить гул машин на Ист-Хит-роуд, изредка раздавался рев мотоцикла, и где-то вдалеке с воем проносились самолеты, летевшие в сторону Хитроу. Стоило мне закрыть калитку, как все эти звуки разом стихли. Зато громко застучал мой пульс. Я направился по дорожке к дому, сопровождаемый тихими шорохами и шелестом. Наверное, птицы, подумал я, хотя не видел ни одной. Окружавшие меня заросли казались непроходимыми.

В дальнем конце туннеля растения словно расступались, позволяя увидеть красный кирпич и камень фасада, и света заметно прибавилось. Хотя туннель тянулся до самого крыльца, было заметно, где обрывалась его первоначальная конструкция, к которой была пристроена дополнительная секция, но, судя по крючковатым веткам виноградника, это было сделано очень давно. Я поднялся на крыльцо, с обеих сторон обрамленное толстыми кирпичными стенами. Похоже, когда-то здесь находились высокие окна, но теперь они были наглухо замурованы кирпичом. В двери тоже не было стеклянного оконца. Темно-зеленая краска потрескалась и облупилась.

На этот раз мне предстояло отпереть сразу три замка. Вставив второй ключ «Бенхам», я выждал, пока успокоится сердцебиение, после чего оглянулся по сторонам и повернул ключ в замке.

Дверь снова открылась бесшумно, впуская меня в тускл о освещенный холл. Отделанные темными панелями стены, резная вешалка, деревянная скамья. Вдалеке можно было различить покрытые ковровой дорожкой ступени лестницы, ведущей наверх. Из коридора слева от лестницы проникал свет. Я переступил порог, придерживая входную дверь, которая, как и калитка, похоже, закрывалась сама. Я сделал еще шаг вперед, отпустив дверь, которая тут же захлопнулась за мной с тем же шипением.

На вешалке висели пальто, шляпы, шарфы; тут же стояли несколько зонтов и три пары резиновых сапог. Меня вдруг охватило волнение, сопутствующее вторжению в чужой дом.

«Есть здесь кто-нибудь?» Гулкое эхо – я не мог определить, откуда оно доносилось, – было мне ответом. Мое внимание привлекли шляпы и пальто на вешалке: они были явно женские и старомодные. Осторожно я выудил один из зонтов. Тут же взметнулось и осело облако пыли, и я заметил дырки в ткани зонта.

Я старался двигаться бесшумно, но половицы предательски скрипели при каждом шаге. В дальнем конце холла, справа от лестницы, я обнаружил закрытую деревянную дверь. Слева же начинался вход в коридор, который, похоже, тянулся в другой конец дома. Разноцветные зайчики света, отбрасываемые окнами напротив, прыгали по полу.

Поначалу у меня возникло ощущение, будто я попал в часовню. Два высоких и узких окна в верхней части стены посверкивали искусными витражами со сложным узором из листьев и виноградной лозы, а движущиеся снаружи тени от настоящих листьев и ветвей создавали иллюзию, будто узор живет, переливаясь огоньками зеленого, золотистого и ярко-красного цветов.

Высокие деревянные ставни, закрытые изнутри, скрывали окна в нижней части стены. Массивная мебель громоздилась вокруг огромного камина. Справа от меня открывался вход в комнату, напоминающую столовую, и над ней тянулась верхняя галерея.

Я открыл ставни и уперся взглядом в беспорядочное переплетение ветвей с налетом паутины и горами опавших листьев. Солнечный свет едва проникал сквозь эти заросли. Снаружи окна были затянуты металлическими решетками, изъеденными ржавчиной.

Если бы не архаичные электрические светильники, укрепленные на стенах, можно было подумать, что я переместился в середину девятнадцатого века. Кресла и диваны с парчовой обивкой, в основном приглушенных оттенков лимонного и бледно-зеленого цветов, комоды, ширмы, кофейные столики были отмечены печатью глубокой старины. Полировка на деревянных поверхностях практически не сохранилась; на огромном потертом персидском ковре проступали застарелые пятна. И все-таки кто-то наведывался сюда время от времени, протирал пыль и проветривал помещение, включал на зиму хотя бы какое-то отопление, иначе бы вся обстановка пропиталась сыростью и покрылась плесенью.

Я двинулся в столовую. Потолок из темных панелей, хотя и очень высокий – не меньше десяти-двенадцати футов, – все равно казался вполовину ниже, чем в гостиной. Я заметил, что гостиная соединяется со с толовой раздвижными дверями, которые сейчас были закрыты.

Смутно ощущая, что здесь явно чего-то не хватает, я пересек столовую, минуя большой дубовый стол в окружении десятка стульев и массивный буфет с тусклыми сервировочными блюдами и канделябрами. Если бы столовая закрывалась, здесь царила бы кромешная темнота. Но стоило мне распахнуть ставни, как в комнату хлынул дневной свет. Я обнаружил, что за высокими окнами открывается мощеный внутренний дворик, опять же окруженный со всех сторон непроходимой растительностью.