Тень Азраила

Клим Пантелеевич благодарно кивнул и принялся рассматривать фотографии. Картина была не для слабонервных. Увиденное полностью соответствовало тексту протокола осмотра места происшествия. Байков лежал на спине. Его раскинутые в стороны руки были вывернуты ладонями наружу и прибиты большими коваными гвоздями к длинной доске, которая проходила вдоль линии плеч. Часть носа уже была отрезана, а из остатков свисала толстая нитка. На окровавленном лице застыла маска ужаса. Изо рта торчал кляп. Фотографии были сделаны из разных точек с использованием магниевой вспышки. Ардашева не покидало ощущение, что в них что-то не так. Он вновь и вновь просматривал снимки, сравнивал их размеры, но никак не мог понять, что же его смущало. И только когда статский советник собрал фото в пачку и протянул следователю – он вдруг понял, в чем дело: на самой первой карточке изображение доски, гвоздей и тела было несколько большим, чем на остальных. Получалось, что именно с этого ракурса в объектив попал предмет, оказавшийся чрезвычайно нежелательным для посторонних глаз. И его попытались скрыть. Поэтому, чтобы убрать его из фото, изображение увеличили, но размер фотокарточки сохранили прежний.

Не подавая виду, что он разгадал трюк персидских властей, Клим Пантелеевич распрощался с хозяином следственной камеры и вышел на улицу. Теперь следовало придумать, как заполучить оригинальное фото.

Чиновник по особым поручениям уселся на лавочку, стоявшую в тени одинокого тополя. Рука непроизвольно потянулась к заветной коробочке с надписью «Георг Ландрин». Он выудил из нее зеленую конфетку, будто вылитую из бутылочного стекла. Отправив ее в рот, принялся размышлять: «Итак, мне надобно добраться до серебряной пластины, на которой остался первоначальный кадр, либо добыть фотографическую карточку с этим изображением. О том, чтобы тайно попасть в судебное ведомство, проникнуть в фотолабораторию и напечатать нужный снимок, нечего и думать. Следовательно, у меня имеется лишь один вариант – судебный фотограф. Я должен каким-то образом заставить его сделать нужное фото и передать мне. Другими словами, мне надобно его завербовать. Хорошенькое дельце! Завербовать человека, которого ты совсем не знаешь! И на чем, интересно, я должен его подловить, если я лицезрел его меньше минуты? Стоп. Да, я действительно видел его очень непродолжительное время, но что-то в нем мне тогда не понравилось. Но что? Надобно вспомнить, надобно обязательно вспомнить…» – мысленно твердил Ардашев, уставившись в землю.

Со стороны могло показаться, что какой-то богатый европеец сидит на лавочке и от нечего делать разглядывает отважного муравья, который, точно альпинист, карабкается по его левой лакированной туфле. Когда насекомое добралось почти до колена, статский советник стряхнул его и направился к машине.

И вскоре «Даррак», чихнув два раза мотором, понесся к базару Кербелаи-Аббас-Али.

XVII

Из здания судебного ведомства вышел небольшого роста мужчина в брюках, сорочке. Таких здесь называли «фоколи»[115]. Закрыв парадную дверь, он остановился, вздохнул полной грудью теплый, но уже не горячий воздух, и не торопясь, в развалку, глазея по сторонам, побрел по тротуару. По всему было видно, что после рабочего дня душа его жаждет развлечений. Он миновал лавку аджиль-фуруша и не заметил, как оттуда вышел человек в войлочной шапке, потертом сердари и не торопясь проследовал за ним.

Служащий адлие дошел до остановки и запрыгнул в вагон подъехавшей конки. За ней чуть поодаль бежала коляска. Проехав несколько остановок, он соскочил с подножки. Тотчас же остановился и экипаж. Усатый перс расплатился с извозчиком и пошел за пассажиром конки, который внимательно огляделся, но, не заметив ничего подозрительного, юркнул в проход между домами. И уже там, оказавшись в переулке Четырех рядов, он зашел в калитку большого дома с надписью «кавэ-ханэ».

Кавечи – хозяин кофейной – тут же направился к нему навстречу и, ничего не говоря, будто читая мысли завсегдатая, спустился с ним вниз. Оказавшись в длинном коридоре с рядом дверей по обеим сторонам, он отворил ближнюю.

Комната напоминала тюремную камеру. Лишь у потолка было врезано небольшое полукруглое оконце, впускавшее внутрь малую толику солнца. От недостатка света на стенах поселился грибок, разросшийся плесневелыми разводами и кое-где уже съевший штукатурку. Пахло сыростью и ширэ[116]. Каменный пол вокруг гилиме блестел высохшими плевками. В стенной нише виделся фанос[117]. Посетитель, скрестив ноги, уселся на соломенную подстилку и повелел:

– Давай как всегда.

– Один шар в полмискаля?[118] – уточнил кавечи.

– Да. И побыстрей.

Но стоило хозяину повернуться к двери, как гость добавил:

– Нет, неси два.

Кавечи прижал к сердцу ладони, слегка поклонился и удалился.

Для любителя кейфа потянулись минуты томительного ожидания. Однако довольно скоро послышался скрип дверных петель, но вместо хозяина на пороге появился какой-то человек, но в руках у него ничего не было.

– А где ширэ?