Тень берсерка

Так разве при столь бережном отношении населения к культурному наследию мне приходилось думать о Спецхранах? Чтобы я тогда за каким-то Корнелиусом в подземелье лез? Это сегодня Бонингтон для коллекционеров как прежде Тициан, а тогда? Катастрофически не хватало времени постоянно повышать личную культуру обслуживания населения и регулярно выслушивать благодарности старушек, сбагривших ненужные на том свете холсты и предметы декоративно-прикладного искусства. Тем более, бабушкам-дедушкам сильно хотелось достойно, с их точки зрения, дотянуть до того света, а кроме двадцати человек в миллионном Южноморске антиквариатом интересовались еще и музеи.

Такие суммы отваливали! За Бенуа-Тинторетто до пятидесяти долларов предлагали, естественно, в самой твердой валюте под названием рубль. Тогда доллар последний идиот в руки бы не взял. Не из-за боязни загреметь на пятнадцать лет с конфискацией имущества, а оттого, как не понимал: на кой нужен тот доллар, когда за него мокрой колбасы не купить? О прочих сортах колбасы население мало догадывалось, зато о существовании невиданного им доллара все равно знало. Каждый день радио и телевизор тявкали по его поводу, и советский народ уверовал: в отличие от самого твердого в мире рубля, их поганый доллар шатается и падает сильнее, чем наш пролетариат после аванса.

Что касается менее ценных, чем кисти Тинторетто, полотен, то тут музеи проявляли крайнюю щепетильность. И правильно, нужно соблюдать инструкции Министерства культуры, нечего забивать фонды всякой малоценной гадостью. Тем более, вышла очередная инструкция, позволяющая музеям тратить куда больше средств на приобретение подлинных сокровищ живописи. Даже на религиозную тему, с ума сойти от такой небывалой снисходительности по поводу опиума для народа. Среди прочих наркотиков самым сильным по этой части считалась икона. Ее, бедную, даже комиссионки не брали под реализацию, зато полотнам вышло идеологическое послабление. Не всем, правда, а только особо ценным, за которые музеям разрешалось платить сумасшедшие деньги. До пятисот рублей!

Помню, шутки ради, мой знакомый доцент с погремухой Мосол предложил картинной галерее офорт Рембрандта за пятьсот десять. Не взяли. Правильно сделали. Во-первых, нечего инструкции нарушать, а во-вторых, коллекционер от музейного отказа почему-то не сильно огорчился и продал мне, спекулянт проклятый, этот офорт не за пятьсот десять, а совсем наоборот. За десять пятьсот. Видимо, от страшных переживаний по поводу несогласия музейщиков у доцента Мосла что-то в мозгах перепуталось.

Зато одна бабка при своем уме осталась. Уж как старуха умоляла картинную галерею купить у нее полотно размером с ультрамодный клееный ковер, но на что она надеялась? Чтобы галерея отважилась купить неподписную картину «Лот с дочерьми» семнадцатого века аж за двадцать пять рублей? Тогда бабка стала умолять деятелей искусства с ветеринарными дипломами: возьмите даром, жалко, пропадает картина, пусть она на вредную библейскую тему и копейки стоит, но на ее создание столько краски ушло! Ладно, снизошли искусствоведы к просьбам пенсионерки, сделаем одолжение. Только, бабаня, не надейся, что мы к тебе за этой картинкой припремся. Сама нам ее доставь, иначе не возьмем.

Я случайно купил это полотно. Просто стало жаль старушку, которая кряхтела и тяжело дышала, толкая перед собой тачку с привязанным бельевым канатом «Лотом с дочерьми». Причем не только помог доставить тачку обратно, в мебельный магазин, где трудился племянник старушки, но и дал ей не желанных двадцать пять, а целых тридцать рублей. Оттого как твердо знал: мы живем еще лучше, чем врут во всех средствах не сильно тогда массовой информации. И весьма справедливо подозревал: доллар стоит не шестьдесят две копейки, как за каким-то чертом изредка сообщали газеты. Потому что в итоге те самые тридцать рублей составили в эквиваленте пятнадцать тысяч долларов.

Золотые времена, не такие, правда, как лет десять назад, когда легко и просто до отвращения многие скромные служащие неожиданно для самих себя становились миллионерами, но все-таки. Только, если честно, в те самые времена я и не подозревал о существовании подобных спецхранов, оттого как знал про способности гипербореев не по написанным о их доблестной жизни книгам. Эти деятели всегда считали: искусство принадлежит народу. А произведения искусства — только им.