Тень Бешеного

Никто из этих людей в отличие от их молодых коллег не собирался покидать страну, которая дала им образование и доверила заниматься важнейшими научными исследованиями. Они продолжали работать скорее по привычке, чем за деньги. Потому что зарплата как была, так и осталась мизерной. Правда, сохранились многочисленные дипломы и награды, но при нынешнем отношении к ним они ничего не давали, оставаясь лишь свидетельством их прежних научных заслуг.

— Есть исключения. — Костик медлил, подбирая слова, понимая, что по телефону многого не скажешь, а поделиться с родным человеком (Джулию он считал родной) очень хотелось.

— Внимательно тебя слушаю, — серьезно проговорила Джулия.

— Я занимаюсь делом человека, который весьма преуспел в науке. Его заслуги оцениваются достаточно высоко, чтобы у него не было и мысли бросить страну и уехать. Тем не менее он внезапно погиб. Дело темное, грязное и осложняется массой посторонних деталей.

Джулия поняла, что сейчас все мысли Константина сосредоточены на том, чтобы отделить зерна от шелухи, и ему явно не до нее. Она не стала далее испытывать его терпение и распрощалась.

— И тебе всего самого–самого, — ответил Рокотов.

Повесив трубку, Джулия долго сидела в задумчивости. Вспоминалась Москва, покрытая снегом, с немытыми автомобилями, медленно ползущими по черному асфальту. Ей вдруг стало зябко, она передернула плечами и прошла в гостиную, где ярко пылал огонь в камине.

Прислуга знала, что вечера хозяйка проводит у камина, огонь в котором обязательно должен быть разведен к шести часам.

Джулия присела у огня, протянула руки к пламени и ощутила ладонями жар, исходивший от пылающих поленьев.

Удивительное дело: дрова в Нью–Йорке — большой дефицит. Нет, досок и брусьев много, их можно заказать в любой конторе, торгующей древесиной. Но вот настоящие дрова — круглые чурбачки с неровно присохшей корой — приходилось выписывать из лесной глухомани на канадской границе. Пока дровишки добирались до Нью–Йорка, они становились поистине золотыми. Но Джулия была готова заплатить за удовольствие ощутить аромат сырого леса: прели, увядшей листвы и еще какого-то странного запаха, напоминающего сушеные грибы.

Она смотрела на огонь, и ее постепенно охватывало тоскливое чувство своей ненужности.

Савушка подрастал, — в нем уже начала проявляться та мужская самостоятельность, которую матери поначалу принимают за непослушание и очень обижаются. Однако с этим придется смириться: сын рос в отца. Это должно было бы радовать Джулию, но вместо этого причиняло ей большую боль. Она с горечью осознавала, что однажды наступит день, когда Савушка станет совсем взрослым и выпорхнет из гнезда и она останется совсем одна. Эти мысли мучили Джулию, заставляли грезить о совсем уж нереальных вещах. Лишь сильная боль заставила ее ойкнуть и отдернуть руки от огня.

Она смотрела на покрасневшие ладони и решала, что необходимо предпринять, чтобы не сойти с ума. Требовалось что-то радикальное, что-то решительное.

Вот было бы здорово, если бы она оказалась в Москве и нашла там Костика Рокотова! Он дал бы ей задание, и она занялась бы вместе с ним расследованием таинственных убийств ученых. Но Константин так далеко…

Далеко ли? Десять часов — и она в Москве. А там… Мысль заработала четко, когда мозг выбрал правильное направление.

Заказ билета на Москву, завершение текущих дел в Нью–Йорке и оформление документов заняли не более двух суток. Дом она могла смело доверить своему «маленькому интернационалу», как она называла небольшой, но дружный коллектив, обитавший под крышей ее дома.

Савушкина няня Холидей Полли, горничная–немка Амалия и неф Билли — шофер и телохранитель Джулии, — на них она вполне могла положиться во время своего отсутствия.

Холидей Полли, или Полечка, поражала своей добротой и заботливостью, которой хватило бы на десяток Савушек.

В горничной Амалии сочетались бережливость, граничащая с мелочностью, и умение тратить хозяйкины деньги с такой расчетливостью, что это вызывало зависть всех знакомых Джулии, неоднократно пытавшихся переманить к себе Амалию. Немка отказывалась, ругаясь по–немецки длинно и замысловато. Дородная и внушительная, редко улыбающаяся, бесконечно преданная, белокурая Амалия сменила не один дом, но лишь здесь, у Джулии, обрела, как она выражалась со швабским акцентом, «настоящий семья».

Что касается здоровенного Билли, так тот вообще был готов свернуть шею любому, кто сунется к Джулии или ее сыночку, которого водитель–негр просто обожал.

Приняв окончательное решение отправиться в Москву, Джулия не совсем четко представляла себе, зачем она это делает. Пожалуй, решила она, надо бы сначала предложить свою помощь Костику в его расследовании, а дальше жизнь сама укажет правильное направление.

«Главное в любом сражении — ввязаться в драку», — говаривал Наполеон.

Недавно Джулия перечитала переписку Наполеона с Жозефиной и сейчас находилась под большим впечатлением от книги.