Тень без имени

Смесь энтузиазма и тревоги наполнила мое тело и сопровождала меня накануне вечером на пути к дому Дрейера. Наконец-то тень моего брата должна исчезнуть из моей жизни, сопровождаемая моим чувством вины и моими кошмарами. Хотя такие реалии, как снег, небосвод и изгородь любого сада, могли снова вернуть меня к воспоминанию о нем и том украинском рассвете, когда я убил его. «Мой ад, — думал я, поднимаясь по лестнице и стараясь отогнать от себя тот острый запах пороха, — скоро закончится с исполнением моей миссии в этой жизни. После всего происшедшего я тоже заслуживаю немного отдыха в награду за столькие годы, отданные борьбе за уничтожение человеческого в Дрейере». Вскоре, тем не менее, я смог убедиться, что и в этом счастье мне было отказано. Мои глаза еще не привыкли к полумраку комнаты, когда я услышал, как закрылась с церковным скрипом входная дверь в дом, будто бы кто-то затаился на нижнем этаже в ожидании того, как я спущусь по лестнице, чтобы покинуть дом. Тогда я вошел в комнату и увидел тело Дрейера, свалившееся на шахматную доску, из которого вместе с кровью вытекли вся его правда и тоска — кто-то всадил ему пулю в затылок. Прядь седых волос закрывала глаза Дрейера, а правая рука была вытянута вперед, будто он стремился захватить с собой эхо выстрела, последний земной звук, как дань уважения умершему перед молчанием вечности.

IV. От имени к тени

Дэниэл Сэндерсон.

Лондон, 1989.

Полагаю, что существует множество способов завершить эту историю, однако убийство барона Блок-Чижевски не относится к их числу. Оно также не является основой того, о чем я хочу рассказать. Это совсем иное. Он был, несомненно, центральной, хотя не единственной и не первой фигурой, которая подверглась кривому воздействию жестокой линии судьбы. Его история, как у любого выдающегося человека, включает в себя истории жизни других, менее выдающихся людей. Примером тому может служить моя судьба. Этим я отнюдь не претендую на то, чтобы поставить себя в один ряд с бароном. Просто я полагаю, что наша собственная память является единственным доступным средством, к которому мы можем прибегнуть для восстановления прошлого. Поэтому я и принял решение рассказать о событиях, которые произошли в моей жизни, и о том, почему мне принадлежит сомнительная честь считаться одним из наследников старика. Мне очень не хотелось бы показаться неискушенным, рассказывая историю, которую, в этом я уверен, было бы куда предпочтительнее услышать в другом месте и из других уст.

Так как то, о чем я намереваюсь сообщить, тесно связано с тайнами барона, выходящими за рамки этого мира, у меня нет иного способа начать свое повествование, кроме как с рассказа о его завещании, найденном в пустой бутылке из-под португальского вина на следующий день после совершения преступления. Своим неподражаемым почерком монаха-кармелита Войцех Блок-Чижевски, отставной офицер польской армии, завещал переполненную древними монетами копилку своему ординарцу Аликошке Голядкину и передавал остальную часть своих небольших средств в Швейцарии в пользу одного из домов престарелых, расположенного в окрестностях Франкфурта. Далее в приписке, сделанной каллиграфическим почерком, старик сделал три дополнения к завещанию. Маэстро Ремиджио Коссини, сицилийскому художнику, Деману Фрестеру, фламандскому актеру, и мне, третьему и самому невезучему его партнеру по шахматной игре по переписке, он оставлял — каждому из нас — по немалой сумме денег, по сто тысяч швейцарских франков, которые мы могли получить только лично и только во время похоронной церемонии.

Спустя годы швейцарская пресса в своем стремлении пережить вновь это происшествие, из которого ей, по-видимому, не удалось извлечь большой выгоды, настаивала на юридической правомерности только первого завещания. В соответствии с ним барон передавал все свое состояние Голядкину, который стал инвалидом на войне и был ближайшим товарищем покойного на протяжении по крайней мере сорока лет. Как бы то ни было, подтверждение или оспаривание факта законности первого завещания, каким бы фальшивым оно ни казалось, не изменяет сущности моего рассказа. Теперь уже не важно, был ли Голядкин, привлеченный жаждой завладеть этим наследством, способен предать давнюю дружбу с бароном Войцехом Блок-Чижевски. В определенных случаях бывает недостаточно знать, кто совершил убийство, чтобы полностью понять причины, побудившие к этому, и раскрыть людей, стоящих за кровавым поступком. Должен предупредить, что история, которую я собираюсь рассказать, будет посвящена не барону и не Голядкину, а тем причинам, которые заставили их затеряться и увлечь других людей за собой в своем падении.