В свое время многие почему-то считали его настоящую фамилию — Полосин — творческим псевдонимом. А друзья по газете даже постоянно подтрунивали: «Ты, брат, какой-то ненасытный! Тебе стандарт небольшой заметки никак не подходит! Обязательно целую полосу подавай!»
Но полосы ему давали довольно редко. Потому что середина 90-х ознаменовалась для журналистики тем, что большую часть изданий стали занимать сводки экономического характера. И социальные проблемы, о которых писал Полосин, как-то отошли на второй план. Зато буйным цветом начали процветать всевозможные совершенно пустые, как считал Аркадий, глянцевые издания и желтая бульварная пресса. Поэтому уже к концу 90-х он полностью созрел к тому, чтобы покинуть реальную журналистику и перейти на преподавательскую работу. Тем более, что тогдашний многолетний и бессменный декан журфака Ясен Засурский неоднократно делал Аркадию предложение перейти к нему на факультет не только преподавателем, но и его заместителем.
Но, все-таки, Аркадий продолжал сомневаться. И лишь, когда его очередную аналитическую статью по проблемам наркомании в России пустили «под нож», дал, наконец-то, Засурскому свое согласие.
События этого лета и наступившей тревожной осени он предвидел давно.
Проблема ЕГЭ привлекла его внимание еще несколько лет назад. Уже тогда особый склад ума журналиста-аналитика подсказал ему, что эта штучка не так безобидна, как это кажется на первый взгляд. Он перелопатил массу литературы и периодики по проблемам тестовых экзаменов и пришел к совершенно твердому убеждению, что тестовая форма оценки знаний абсолютно не приемлема на экзаменах по предметам гуманитарного цикла. Потому что гуманитарные предметы, к которым он относил, в первую очередь, литературу, историю и обществознание, не поддаются формализации и укладыванию в стандартные тесты.
Ну, как, к примеру, можно определить уровень знаний учащегося по истории, если ты не в состоянии собственными ушами услышать его размышлений и почувствовать ход его мыслей?
А литература? Как можно по каким-то чисто формальным признакам определить, понимает ли экзаменуемый всю полноту художественного замысла автора произведения? Или понять, какое эмоциональное воздействие оказало это произведение на молодого, еще неокрепшего человека?
Он, почему-то, представил себе, что так же кто-то будет и его, Полосина, статьи и очерки оценивать не смыслу, заложенному в них, а по форме и количеству знаков препинания.
Года два назад он впервые познакомился со статьями на тему ЕГЭ профессора Воронцова. И понял, что, не смотря на ряд различий во взглядах по другим проблемам педагогики, здесь они являются полными единомышленниками.
И Аркадий Иванович начал действовать. Тем более, что неожиданно получил поддержку в этом деле не только в лице декана журфака Ясена Засурского, который не стеснялся на всех уровнях абсолютно твердо заявлять о полной порочности ЕГЭ, но и в лице ректора университета Виктора Садовничего.
Правда, позицию последнего Полосин так до конца уяснить для себя и не сумел. Ему почему-то порой казалось, что ректор играет в какие-то известные ему одному игры. И нутром старого газетчика он осознавал, что игры эти, рано или поздно, до добра не доведут.
Год назад ситуация усугубилась тем, что старик Засурский неожиданно подал в отставку с поста декана.
Аркадий, да и не только он один, как-то сразу заподозрил, что здесь не все так просто. Потому что журфак для Засурского был и домом, и службой, и семьей. Но для него специально была введена ничего не значащая почетная должность президента факультета, и старик Засурский полностью смирился со своей участью.
Поговаривали, что все это произошло не без влияния извне. Особенно в связи с его острой критикой ЕГЭ.
А кое-кто с уходом Засурского связал и резкое изменение отношения к этой странной аббревиатуре из трех букв и самого ректора Садовничего. Он сразу стал более покладистым и сговорчивым. Похоже, ему был дан некий сигнал. И даже был запущен слух о его перемещении с поста ректора на подобную почетную, но ничего не значащую, должность президента университета. А на его место стали прочить чуть ли не нынешнего министра образования Фурсенко.
Подобный разворот событий не устраивал никого. И уже тогда Полосин начал подумывать о том, чтобы покинуть раз и навсегда стены ставшего для него родным журфака.
И, хотя все интриги вокруг руководства университета на некоторое время слегка притихли, сам Полосин и его товарищи по факультету больше склонялись к тому, что произошло это исключительно из-за временного компромисса между руководством университета и чиновниками минобра.
Главным компромиссом стало введение ЕГЭ повсеместно по всей стране в штатном режиме. Хотя даже трудно было себе представить, что будет, к примеру, при подобной ситуации с его родным факультетом.
Когда дверь за Анютой закрылась, Аркадий Иванович еще раз невольно мысленно пробежал все возможные варианты для себя лично и набрал номер телефона декана факультета.
3