Тень Большого брата над Москвой (сборник)

— А что можно?! — вдруг вскочила с места вечно молчащая заведующая кафедрой стилистики Николаева. — Вы только подумайте, коллеги! Обычно «неуд», то есть более восьми орфографических и синтаксических ошибок у нас получали всего три-четыре студента. А результаты нынешнего года оказались для нас просто чудовищными. Из двухсот двадцати девяти первокурсников в простеньком тексте на одну страничку восемь и меньше ошибок сделали всего восемнадцать процентов ребят. У остальных, включая пятнадцать, так называемых, «стобалльников» оказалось по двадцать четыре — двадцать пять ошибок. Практически в каждом слове по три-четыре ошибки, искажающие его смысл до неузнаваемости, — она в беспомощности развела руками. — Понять многие слова было просто невозможно. Не сразу ведь сообразишь, что означают «рыца», «двух яростный», «поциэнт», «оррестованы», «че-рез-чюр», «гинирал»… По сути это и не слова, а их условное обозначение. Я двадцать лет даю диктанты, но такого никогда не встречала, — доцент Николаева как-то горестно вздохнула. — По сути, ЕГЭ возвращает нас к наскальным знакам. Он уничтожил наше образование на корню. Это бессовестный обман в национальном масштабе. Суровый, бесчеловечный эксперимент, который провели над нашими детьми. Мы столкнулись с чем-то страшным…

— Мы кого с вами собираемся готовить? — тут же поддержала ее сидящая рядом подруга — тоже вечно отмалчивавшаяся доцент Моргулина. — Будущих представителей четвертой власти или послушных малограмотных холуев? — Она даже резко хлопнула рукой по столу и повернулась всем телом в сторону декана. — Мне вот даже мой младший сын постоянно теперь дурацкие вопросы задает. Он в этом году только в девятый класс пошел, а их уже тоже начали натаскивать на всякие тесты! Так даже я в ужас прихожу от этих вопросов!..

— Ну, дело же, в конце концов, не в этих самых тестах… — Попыталась возразить Алена Леонидовна. — Их же можно и усовершенствовать…

— Да, в том-то и дело, что дело не в тестах! — Опять вскочил со своего места Полосин. — Дело в том, что сама система ЕГЭ убивает классическое фундаментальное образование в нашей стране! Разве это трудно понять? Мы же об этом не раз говорили. Перевод на тестовые экзаменационные задания означает собой переход от логики мышления и логики рассуждения к чисто прикладному восприятию изучаемого материала.

Буквально обескураженная столь бурными выступлениями своих коллег по факультету, декан присела на краешек стула и только беспомощно пожала плечами:

— Я даже не знаю, чего нам теперь делать… Отменить результаты набора уже невозможно… И отчислить их нам до результатов первой сессии будет тоже практически невозможно…

— Думаю, что и после первой сессии вам тоже никто не позволит произвести массовые отчисления, — в раздумье произнес Полосин. — Так что, видимо, придется нам всем засучить рукава и заново обучать этих егешных стобалльников элементарной грамотности…

— Но ведь это же — полный абсурд! — опять вскочила со своего места профессор Пустовалова. — Это же значит, что мы теперь начнем выпускать недоучек!

— А вот этого я вам не позволю! — вдруг прихлопнула ладонью по столу Алена Леонидовна. — Значит, всем нам придется значительно поднапрячься. Теперь мы понимаем, с каким материалом имеем дело, и должны скорректировать свои учебные планы. Попрошу вас, Аркадий Иванович, взять этот вопрос на контроль! — Она повернулась в сторону Полосина и прочертила рукой в воздухе, как будто ставя свою резолюцию.

Тот, в свою очередь, в ответ на ее жест только с сомнением пожал плечами и тихо, но достаточно внятно, произнес:

— Боюсь, что сия миссия неисполнима… — Он сделал ударение в слове «миссия» на последней букве, встал со своего места и вышел из зала.

Глядя ему вслед, профессор Пустовалова только грустно произнесла:

— Похоже, Господь всех нас лишил разума. Это нам наказание за грехи наши. Но, слава Богу, хотя бы у кого-то начинает наступать прозрение…

После ее слов все присутствующие, как по команде, поднялись с мест и двинулись к выходу, оставив декана в полной растерянности.

И только когда уже последний человек покинул зал, Алена Леонидовна вдруг вскочила с места и выбежала в коридор.

— Куда же вы?.. Мы же с вами не определили основные цели и задачи…

— А чего тут определять-то?.. — грустно проговорил уходивший последним профессор Воробьев, — Все понятно без каких-либо резолюций: будем тянуть эту серость в верхние эшелоны четвертой власти!.. — Он как-то невесело усмехнулся и зашагал дальше, оставив декана в одиночестве посреди широкого коридора.

К себе в кабинет Алена Леонидовна зашла в совершенно подавленном состоянии. Бросила листки с заготовленным докладом на стол и устало опустилась на диван. Попросила секретаря Дашу принести чашку чая. Потом долго рассматривала корешки стоящих в шкафу папок, как будто что-то высматривая. Нашла папку с надписью «ЕГЭ. Периодика». Долго листала ее, пока не наткнулась на то, что искала. Это была публикация двухгодичной давности статьи профессора Воронцова «ЕГЭ. Мифы и реальность».

Попросила Дашу ни с кем ее не соединять и углубилась в чтение.