Другие сидели, греясь на солнышке при входе в палатки, чистя свои кожаные кушаки или протирая дула ружей; они едва отрывались от своих занятий, чтобы бросить на нас мимолетный взгляд, потому что кавалерийские патрули были рассеяны по всем направлениям. Бесконечные ряды палаток образовали целые улицы, и название каждой красовалось на досках, прибитых кое-где на углах близ палаток. Так мы проехали через улицу Арколя, улицу Клебера, Египетскую улицу и наконец через улицу Легкой кавалерии и выехали на центральную площадь, где находился штаб армии.
Император жил в деревушке Пон-де-Брик, в нескольких милях от лагеря, но все дни он проводил здесь, и военные советы всегда собирались здесь же. Тут он также встречался со своими министрами и генералами, которые со всего побережья являлись к нему с рапортами или за новыми приказаниями. Исключительно для этих совещаний был выстроен деревянный дом, имевший одну большую и три маленькие комнаты.
В штабной палатке, которую мы видели с холмов, обыкновенно собирались ожидавшие аудиенции у императора. Перед ее входом, который охранялся караулом из гренадеров, объявивших нам, что Наполеон здесь, мы слезли с лошадей. Спросив наши имена, дежурный офицер ушел и через несколько минут возвратился в сопровождении генерала Дюрока, худощавого сурового человека лет пятидесяти.
— Месье Луи де Лаваль? — спросил он с натянутой улыбкой, окидывая меня подозрительным взором.
Я поклонился.
— Император весьма желает вас видеть! Лейтенант, не стану вас больше задерживать.
— На меня возложена личная ответственность за этого господина, генерал!
— Тем лучше! Можете войти, коль вам угодно.
И он ввел нас в просторную палатку. Вдоль стен стояли простые деревянные скамьи. Здесь же собралась целая толпа офицеров в армейской и морской форме; они оживленно беседовали, но так тихо, что переходили почти на шепот.
В противоположном конце был полог, закрывавший вход в кабинет императора. Время от времени кто-нибудь из находившихся в палатке шел к пологу, быстро скрывался за ним и через несколько минут точно выскальзывал оттуда, тщательно занавешивая за собою вход. На всем лежал отпечаток скорее парижского императорского двора, чем военного лагеря. Если даже в Англии император поражал меня своим могуществом, властью, то каково мне стало теперь, когда я знал, что он совсем рядом!
— Вам нечего опасаться, месье де Лаваль, — сказал лейтенант Жерар. — Вы можете быть уверены в хорошем приеме.
— Почему вы так считаете?
— Я сужу по обращению с вами генерала Дюрока. При дворе — крайне тягостное место для солдата, — если император улыбается, все тоже улыбаются, вплоть до того вон болвана лакея в красной бархатной ливрее. Но если император разгневан, вы легко прочтете отражение его гнева на всех лицах, начиная с императорских судомоек. И самое скверное то, что если вы не очень сообразительны в придворной жизни, то определенно станете в тупик: улыбаться вам или хмуриться в данный момент? Вот почему я всегда предпочту свои лейтенантские эполеты, доброго коня, саблю в руке и свой эскадрон дворцу месье Талейрана на улице Святого Флорентина и его ста тысячам дохода.
Пока я осматривался и говорил с лейтенантом Жераром, удивляясь, как он мог по манерам Дюрока угадать, что император отнесется ко мне благосклонно, к нам подошел очень высокий и представительный молодой офицер в великолепной форме. Я сразу узнал в нем генерала Савари, командовавшего ночной экспедицией на болотах, хотя тогда на нем был совсем другой мундир.
— Рад вас видеть, месье де Лаваль, — сказал он, приветливо пожимая мне руку. — Вы слышали, Туссак-то от нас убежал! Но его надобно во что бы то ни стало поймать, потому как тот второй — просто идиот-мечтатель. И мы его непременно поймаем, а пока придется ставить сильную стражу у покоев императора, потому что Туссак не такой человек, чтоб отказаться от задуманного.
Я вспомнил, как его пальцы сдавливали мне горло, и не замедлил согласиться, что, действительно, это очень опасный и неприятный человек.
— Император желает вас видеть, — сказал Савари, — все утро он очень занят, но просил передать, что вы обязательно получите аудиенцию.
Он улыбнулся мне и прошел дальше.
— Несомненно, все благоприятствует вам, — прошептал Жерар, — многие желали бы, чтобы к ним обратился сам Савари! Без сомнения, у императора на вас какие-то особые виды! Однако внимание, друг мой, к нам направляется сам месье де Талейран.
Нетвердыми шагами к нам приближался странного вида человек. Ему было лет под пятьдесят; широкий в груди и плечах, он был несколько сутуловат и сильно прихрамывал. Передвигался он очень медленно, опираясь на палку с серебряным набалдашником, и его скромный черный костюм с черными шелковыми чулками резко выделялся среди роскошных мундиров офицеров. Но, несмотря на скромность наряда, его изможденное лицо выражало такое превосходство над окружающими, что каждый считал своим долгом поклониться. Итак, сопровождаемый поклонами и приветствиями, он медленно прошел через всю палатку и остановился передо мною.