Тень чужой души

– Отсюда их видно. Но когда идёшь к ним, их нет. Как я говорил, идёшь вперёд – и возвращаешься к исходному месту. Замкнутый круг. – Он замолкает и затем резко выпаливает: – У мамы был питомец – лиса. Ты его, должно быть, не видела, но он часто бывал у нас дома. Иногда уходит гулять, но всегда возвращается. А когда мама умерла, он не вернулся. Но мы с Нилом видели, что он убежал туда, к тем соснам. Мы пошли туда, но… Можешь догадаться, что случилось.

Я задумчиво молчу. А ведь в этом что-то есть. Волшебная ниточка, ведущая в другое царство.

– Мы пойдём туда снова. Вместе, – загоревшись, уверенно говорю я и встаю на ноги. – С вами буду я – а я точно знаю, что здесь есть скрытое место. И знаю, как туда попасть.

– Мне бы твою уверенность, – бормочет Гас.

– Не волнуйся, – мягко произношу я, – у нас всё получится. Помнишь, Жизель говорила, что хочет исполнить пророчество, потому что боится за своих детей? Может, она знала, что эта поляна – нереальное место. Возможно, исполнив пророчество, вы с братом станете частью настоящего мира, а не этого сонного царства.

Гас хмурится, и я понимаю, что сморозила глупость. Он ведь даже не подозревает, что происходящее для меня сон.

– Для меня это был настоящий мир, – говорит он, и мне нечего ответить.

Глава 2

Когда мы возвращаемся, Нил спит. Я уже хочу пнуть его и разбудить, но Гас останавливает меня и говорит, чтобы его брат отдохнул.

Что же, думаю я, один готов, осталось расположить к себе другого.

Гас не хочет спать, точнее, он пытается убедить меня в этом, а затем, когда я сдаюсь, начинает задавать различные вопросы. Шепчет, боясь разбудить брата, а я шепчу в ответ, удивлённо осознавая, что давно разговор с кем-то не увлекал меня настолько. Спрашивает про всё: про меня, про мою семью, про мой дом, про мой мир.

– Какой он? – шевелит губами.

– Мой мир?

– Да.

– Ну, ваш мир – это будто небольшой кусочек моего. В моём семь миллиардов человек, мне там тесно. А здесь так спокойно.

Естественно, это было образное выражение, но Гас вдруг задумывается, и я расплываюсь в улыбке, понимая, что он, должно быть, пытается представить все семь миллиардов людей на их поляне.

– Мой мир намного, намного больше вашего, – прячу улыбку в кулак, сдерживая смех.

Гас продолжает молчать, но его лицо уже не такое напряжённое. Внезапно он спрашивает:

– А это правда, что ты, – долго не может решиться продолжить, но всё же выпаливает, – была сумасшедшей в своём мире? Ну, то есть, притворялась, если, э-э, – он снова мнётся, – быть точным.

– Все люди в моём городе считают меня сумасшедшей, – задумчиво хмыкаю я. – Да, это правда. Десять месяцев назад мне пришлось это сделать – сбежать, притвориться сумасшедшей, устроить истерики, скандалы лишь бы уехать из того чёртового города. – Замолкаю, боясь, что говорю слишком много, но Гас внимательно слушает, и я продолжаю: – Мне было так страшно. Глупо скрывать страх, верно? Ведь все чего-то бояться. Ненавижу этих людей, тех, кто тыкал пальцами, когда я проходила мимо по улице. Ненавижу даже тех, кто мне сочувствовал, ведь они понимают, что произошло что-то ужасное. Ненавижу всю эту возню с врачами, ненавижу глупые разговоры с психиатрами провинциального города, они ведь ни черта не смыслят во всех этих психических расстройствах. Ненавижу свою ужасную белую комнату, ненавижу таблетки, которые мама каждое утро оставляла мне возле кровати. Точнее, ненавидела. Ненавидела всё – а потом стало плевать. Всё было белым, – даже не моргаю, так погрузилась в эти мысли. – Белым и бессмысленным.

Глаза вдруг становятся влажными, и я прихожу в себя – быстро моргаю и отворачиваюсь. Стыдно повернуться, посмотреть на Гаса, до дрожи боюсь увидеть в его глазах насмешку. Но рука вдруг касается моего плеча, и я вздрагиваю, чувствуя тепло ладони даже через свой тёмно-синий свитер.

– Да уж, звучит ужасно, – произносит он сочувственно, и я удивлённо смотрю на него.

В глазах – искреннее сочувствие, и это внезапно раздражает меня. Глупая! Зачем я это рассказала?

– Забудь, – смахиваю его руку со своего плеча. – Всё это неважно.

Он выглядит разочарованным и даже слегка раздражённым.

– Разумеется, – сухо отзывается и отворачивается.

Отлично! Минус один брат, теперь у меня в друзьях целых ноль.

Мы молчим. Я успеваю сто раз отругать себя за то, что так откровенно всё ему рассказала и что разозлилась на него за то, что сделала сама. Будто он меня заставлял говорить.

Он первым нарушает тишину и выводит меня из своих мыслей:

– Ты часто использовала гипноз вне занятий с Фраксом?

Я удивляюсь, что голос его звучит спокойнее. Уверена, всё это время он старался оправдать меня за мою чёрствость, и, судя по его голосу, ему это удалось. Интересно только, какую причину он выбрал.

– Достаточно часто, – отвечаю я ровным голосом. – И в плохих, и хороших ситуациях. Я могла бы загипнотизировать того жалкого банкира из моего городка и ограбить банк. Все люди в этой провинции жалкие и слабые.

Гас косо смотрит на меня.

– И что, грабила банк? – усмехается как-то невесело.

– Нет. У меня достаточно денег.