Они пили пиво у стойки бара в громадном холле Никитиной квартиры-дуплекса. По лестнице спустилась со второго уровня блондинка с весьма характерной внешностью: платиновые волосы, уложенные по моде 1929 года, вновь ставшей актуальной, вздернутый носик, оттопыренные губки, оттопыренная попка, кукольные глазки… Лора, как под копирку. «Minois chiffonne». Николай опасливо покосился на нее. Она тоже смерила его взглядом, словно считывая сканером штрих-код. Результат вышел явно не в его пользу: она прошла мимо, даже не поздоровавшись, а Николай почувствовал себя неликвидным товаром.
Впрочем, ему было все равно. Никите, видимо, тоже, решил Николай. Судя по обилию мехов и бриллиантов, это была жена, а не любовница, хотя… откуда ему знать? Только тут до него дошло, что Никитины скромные практичные часы в простом стальном корпусе, вероятно, тоже платиновые, и вообще это «Тагёр» — знаменитая марка, которую рекламировал Брэд Питт. И джинсы небось потерты не просто так, а в стиле кантри кэжьюэл. Как бы то ни было, Никита даже головы не повернул в сторону блондинки. Она скрылась в прихожей. Николай сказал себе, что это не его дело, и не стал ни о чем спрашивать. Какая разница? Жаль, конечно, что друг тоже клюнул на стереотип, но… Не он первый, не он последний.
Рекламную линию Николай придумал.
В одной сцене был показан спящий в кроватке младенец. Его окружали игрушки, и среди них — компьютерная «мышка». Никаких слов, все и так понятно.
В другой сцене Николай поместил в кадр старую маркизу XVIII века. Пригласил красивую пожилую актрису, нарядил ее в пудреный парик, в платье с фижмами… Гордо выпрямив спину, сохраняя аристократическую осанку, тонко напудренная и нарумяненная, с кокетливыми мушками на щеках, она сидела у зеркала за туалетным столиком. На столике в живописном беспорядке теснились милые дамские мелочи: свечи в бронзовых шандалах с завитушками, фарфоровая пудреница с пуховкой, резная шкатулка со свисающими через край жемчугами, хрустальный флакон духов, кружевной платочек, веер, пара лайковых перчаток и… компьютерная «мышка». Пожилая красавица, когда-то игравшая в советских фильмах белогвардейских шпионок-соблазнительниц, гладила ее тонкой, унизанной перстнями рукой. «Я не боюсь мышей», — улыбаясь, доверительно сообщала она целевой аудитории.
Для актрисы участие в рекламном ролике стало огромным подспорьем в ее полунищенском быту. Мало того, о ней вспомнили и пригласили сниматься в каком-то многокилометровом сериале. Мысль об этом немного утешила Николая. Хоть кому-то его никчемное существование принесло пользу.
Был еще ролик с домохозяйкой средних лет. Николай вспомнил одну мамину приятельницу, которая, пытаясь в точности следовать маминым кулинарным рецептам, вечно названивала ей с одним и тем же «гамлетовским» вопросом.
Он придумал забавную сценку: домохозяйка, вся в запарке, перемазанная мукой, готовит некое сложное блюдо и одновременно, щелкая одним пальцем по клавиатуре, с кем-то консультируется в чате. На экране компьютера высвечивается «гамлетовский» вопрос маминой приятельницы:
— Крышкой накрывать или нет?
В четвертом варианте рекламы совершенно обнаженная девушка экзотической наружности, приняв позу кошки, ловящей мышь, тянулась за все той же компьютерной «мышкой».
На ролик с девушкой Николай после множества проб отобрал турчанку-манекенщицу по имени Салям. Она подходила идеально: совсем еще юная, смуглая, чувственная, с роскошной гривой черных, атласно-тяжелых волос, начисто лишенная интеллекта. В ней ощущалось сильно развитое животное начало, но не было продажности. Ее прекрасное восточное лицо дышало невинностью и простодушием.
Салям сразу поняла, что от нее требуется, без малейшего стеснения сбросила одежду, приняла нужную позу, состроила хищную рожицу с тлеющими, как угли, глазами… Настоящая дикая кошка. Работалось с ней легко. И все было вполне целомудренно: в броске за «мышкой» Салям сгруппировалась так, что локоть прикрывал ей грудь, а согнутое колено — все остальное.
Салям почувствовала, что нравится Николаю, и сразу дала понять, что он как раз в ее вкусе. Когда осветители и помощники ушли, она, не позаботившись одеться, подбежала к нему и обвила руками его шею. С ней все получилось бы легко и просто, но Николай уже однажды нарвался на простоту, обжегся и не захотел повторять опыт, хотя Салям ничем не напоминала Лору. Мягко, чтобы не обидеть Салям, он разомкнул ее руки.
— Прости, детка, я не по этой части.
Изумление и разочарование, проступившие на выразительном лице Салям, были достойны кисти кого-нибудь из старых мастеров.
— Ты что, «голубой»? — спросила она с недоверием.
— Нет, — улыбнулся Николай.
— Тогда в чем дело? Я тебе не нравлюсь?
— Ты мне нравишься до полного опупения, малышка, но я стар для тебя. Тебе шестнадцать-то стукнуло или еще нет?
Прелестное личико Салям засветилось лукавством.
— Теперь можно с четырнадцати.
— Вот видишь, я стар для тебя. Не скажу, что гожусь тебе в отцы, но при нынешней продвинутости я мог бы тебя родить.