Тень доктора Кречмера

На Антонину Ильиничну травмирующе действовали цены в магазинах. Сколько Вера ни пыталась ей растолковать, что все эти ноли на купюрах пустые, что они ничего не значат, Антонина Ильинична к слову «тысяча» относилась с трепетом.

Но на Андрейку ей денег было не жалко.

Андрейка быстро рос. Он очень скоро утратил детскую пухлощекость, похудел и стал неудержимо тянуться вверх. Антонине Ильиничне, конечно, хотелось учить его музыке. Она убедилась, что у мальчика есть музыкальный слух. Вера не знала, как быть. Сама она горько жалела, что в свое время из-за мамы не смогла заниматься музыкой. Но, по зрелом размышлении, стараясь действовать как можно мягче, она все же принялась отговаривать Антонину Ильиничну:

— Женей Кисиным ему не стать, нет у него таких задатков. Давайте лучше не будем его заставлять, а то он музыку возненавидит. Мне гораздо важнее просто приучить его слушать хорошую музыку. Может, он ее и не полюбит, но пусть хоть знает, что, кроме «шизгары», есть на свете еще и Шуберт.

— Какой еще «шизгары»? — удивилась Антонина Ильинична.

— Это строчка из песни, — с улыбкой объяснила Вера. — Там припев был такой: «She’s got it». В смысле «У нее это есть». А наши переиначили на свой лад. Так и живет «шизгарой».

Антонина Ильинична засмеялась.

— В мое время были «сапоги с лавсаном». Был такой певец, — ответила она на недоуменный взгляд Веры, — знаменитый твистун Чабби Чекер. И у него была песня «Станцуем твист, как прошлым летом». У нас ее выпустили на пластинке, и все дети ее обожали.

— Я знаю, — вставила Вера, — я, когда в школе училась, классе в седьмом, у нас ее тоже крутили. Новая волна популярности. Простите, я вас перебила.

— Я тогда уже в школе преподавала, — продолжала Антонина Ильинична. — В музыкальной и в простой подрабатывала учителем пения. А твист у нас запрещали. На школьных вечеринках учителям велено было следить и все попытки тут же пресекать. Так наши мальчишки песню наизусть разучили, подобрали на гитаре аккорды и во дворе концерты давали. Они слов-то не знали, вот и пели про «сапоги с лавсаном»… Я английского и сама не знаю, когда-то немецкий учила, да и тот давно забыла. У «англичанки» спросила в школе, что за «сапоги с лавсаном» такие? Она мне объяснила. Уж не помню, как там по-английски, но смысл «как прошлым летом танцевали».

— Like we did last summer, — подсказала Вера.

— А им послышалось «сапоги с лавсаном». Так и пели.

Вера улыбнулась.

— «Сапоги с лавсаном» — это класс! Но «шизгарой» теперь называют любую попсу вообще. В общем, мы друг друга поняли. Не надо ничего запрещать, но было бы здорово, если бы он хоть представление имел, что такое настоящая музыка.

Антонина Ильинична согласилась. Она все-таки научила Андрейку играть на пианино, но не стала мучить его этюдами Черни. У нее был старый советский проигрыватель и виниловые пластинки, она ставила «Времена года» Чайковского, «Детскую» и «Картинки с выставки» Мусоргского, сама играла детские пьесы Моцарта и Шуберта, понемногу рассказывала мальчику об их трагической жизни.

— Бабушка, а почему они все такие несчастные? — спросил Андрейка.

— Когда бог дает талант, он взамен забирает что-то другое, — ответила Антонина Ильинична. — У великих, таких, как Моцарт или Бетховен, он отнимает все.

— Лучше пусть я не буду великим, — решил Андрейка.

— Да, мой золотой, — Антонина Ильинична обняла его. — Лучше будь здоровым и счастливым. Но помни: ни один из них не променял бы свой талант ни на какие блага.

— А почему? — удивился мальчик.

— Потому что талант — самое большое счастье. Даже если ты беден, болен, одинок… Если есть талант, он заменяет все. Идем гулять, засиделись мы с тобой. А то мама нас заругает.

— Нет, бабушка, мама не будет ругать! Мама хорошая!

— Да, родной. Твоя мама лучше всех на свете.

И они шли гулять. Антонина Ильинична боялась отпускать мальчика одного, сидела на лавочке и вязала, пока он гонял с мальчишками в футбол.

Футбол Андрейка обожал. Вера наблюдала за ним, и ее материнское сердце переполнялось гордостью. Его ноги как будто сами собой освоили финты, передачи, остановки, резаные или крученые удары, пасы носком, «щечкой», пяткой… При этом он правильно держал корпус, у него была мгновенная реакция и хорошая спортивная злость, испарявшаяся без следа с концом игры.

«Какой Заваров, какой Беланов! — думала Вера, вспоминая футбольных кумиров своего отрочества. — Вот у нас тут свой Стрельцов подрастает!» Она даже спрашивала себя, не отдать ли Андрейку в спортивную школу, но решила, что не стоит. В спорте царят волчьи нравы. Интриги. Травмы. Допинг. Договорные матчи. Всеобщая грызня. Ей не хотелось, чтобы ее чудный, добрый мальчик стал таким кусачим. Или покусанным.