Тень Дракона

Шатов не видел Хорунжего с последнего разговора в кабинете. Вернувшись домой после больницы, Шатов не застал ни Вики, ни Хорунжего. Потом, через два дня приехала Вита. Действительно загоревшая.

Холодно. Шатов так и не собрался купить меховую шапку, бегал в кожаной кепке. От метро до ресторана было недалеко, но уши мороз прихватить успел.

Перед рестораном было светло и очищено от снега. Всего одна машина стояла перед входом.

С последнего посещения «Ноты», ресторан не изменился. Только снег и светящиеся гирлянды на елочках перед входом.

Шатов отряхнул с ботинок снег, поднялся на крыльцо. Постучал в стеклянную дверь.

Высокий смуглый парень в строгом черном костюме без вопросов открыл дверь и впустил Шатова во внутрь.

– Вас ждут, – сказал парень.

Узнал по описанию, усмехнулся Шатов. Его теперь легко узнать по описанию. Шатов снял куртку и кепку, отдал их гардеробщику. Остановился перед зеркалом.

Говорят, что шрамы украшают мужчин. Тогда Шатов может считаться красавцем.

Вита, впервые увидев шрам, замерла, потом осторожно прикоснулась к нему пальцами и поцеловала. Шрам. Очень осторожно. Закрыв глаза.

Шатов тогда ушел в ванную и долго стоял перед зеркалом, пытаясь привыкнуть к тому, что это теперь его лицо.

Шрам почти не беспокоил, поначалу, когда заживал, чесался немилосердно. И на морозе белел, пересекая правую сторону лица Шатова резкой полосой.

К шраму привыкла и Вита. А вот Шатов так и не смог привыкнуть к тому, что Вита привыкла к шраму.

Глупость, конечно.

Шатов расчесал волосы и оглянулся на парня.

– В зал, пожалуйста, – указал тот рукой.

В зал так в зал.

В зале все было, как и прошлый раз. Даже елку не поставили. Также тихо играла музыка, царил такой же полумрак. Только сегодня зал был пуст.

Шатов поискал глазами.

Он так и предполагал. Не мог Хорунжий назначить Шатову встречу в «Ноте» без умысла.

Сергиевский изменился. Исчезла с лица напряженность, выражение стало более штатским, что ли.

– Добрый вечер, – сказал, вставая, Хорунжий.

– Привет, – Шатов спокойно ответил на рукопожатие. Пожал руку Сергиевскому и сел на свободный стул.

Хорунжий молчал, барабаня по столу пальцами.

Сергиевский сделал неуловимое движение, и к столику, мягко ступая, приблизился официант.

– Что-нибудь попить, – сказал Сергиевский.

– Начинай, Миша, – сказал Шатов. – Не мучайся.

– Так заметно? – удивленно приподнял брови Хорунжий.

– Заметно, – чуть улыбнулся Сергиевский.

– Понимаешь, – сказал Шатов, – я пришел сюда и выполняю функции гостя. Майор – функции хозяина. А какие функции выполняешь ты – непонятно. Мне, во всяком случае.

– Намек понял, – Хорунжий почесал кончик носа. – Как самочувствие?

Шатов молча посмотрел на Хорунжего.

– Извини, – Хорунжий откашлялся. – Я, собственно, собрал вас здесь…

– Чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, – закончил Шатов.

– Нет, чтобы расставить точки над разными буквами алфавита.

Подошел официант, поставил на стол фужеры и бутылку сухого вина.

– Мы тут сами, – сказал Сергиевский, и официант ушел.

– Как нога? – спросил Шатов.

Сергиевский усмехнулся:

– Была нога. А теперь… Вышел на пенсию.

– А Гремлин?

– Уволился из рядов.

– И куда именно уволился?

– Помнишь «Самшит»?

Шатов засмеялся, почесал по привычке шрам.

– Все-таки, нарвался на нож, – сказал Сергиевский.

– Судьба такая, – пожал плечами Шатов. – Судьба.

– Как жена?

– Видимся, – ответил Шатов коротко.

– Понятно… – Сергиевский протянул руку за бутылкой, разлил вино в бокалы. – За что выпьем?

– Каждый за свое, – предложил Шатов.

– Хороший тост, – согласился Сергиевский.

Звякнули бокалы.

– Я выйду на минуту, – Хорунжий встал из-за стола и вышел.

– Что это он? – удивился Шатов.

– В общем, это я просил о встрече, – Сергиевский покрутил в руках бокал.

– Зачем?

– Нам так и не выпало поговорить после всего…

– Я был в больнице, ты был в больнице… Да и о чем говорить?

– Я слышал, ты заходил к Гремлину и Климову…

– Климов меня послал на хрен, а у Гремлина… Мать на меня так смотрела, будто это я в него стрелял, – Шатов улыбнулся и покачал головой.

– А ко мне ты не зашел… Почему?

Шатов снова пригубил бокал.

– Колись, Шатов. Ты же имеешь ко мне вопрос. Имеешь?

– Нет… – протянул Шатов. – Или, наверное, все-таки имею… Ты с Егором общаешься?

– Естественно.

– И тебе не бывает страшно, что ты разговариваешь с человеком, которого подставил? Ты отправил Балазанова к Гремлину, зная, что тот его убьет. Тебе очень хотелось выжить?

– А если бы я не сделал этого, ты сейчас бы сидел здесь? Гремлин остался жив. Если бы он надел тогда бронежилет, то тебе не пришлось бы лезть в канализацию.

– Но ты ведь…

– Что я? Подонок? А почему ты, Шатов, не спросил у меня, что мне пришлось пережить? Ты уже все решил, все знаешь? – Сергиевский говорил не повышая голоса, ровно и тихо.

– Ты просто потерял тогда голову, – сказал Шатов, – поэтому я и разговариваю сейчас с тобой. Наверное, мы все имеем право терять голову. Но то, что ты решил расплатиться…

– Жизнью Гремлина, – закончил Фразу Шатова Сергиевский. – Ни хрена ты не понял, Шатов. Ни хрена.

– Тогда объясни.

– Ты когда понял, что в группе кто-то стучит Дракону?