Тень Эдгара По

Вести, приносимые моим адвокатом, были раз от раза хуже. Газеты, которые я апатично просматривал, казалось, ухватились за эту сенсацию — одержимый, душевнобольной поклонник Эдгара По из ревности стреляет в прототипа его персонажа; французский гражданин находится при смерти в больнице. Газеты вигов, правда, усматривали в поступке, которого я не совершал, налет геройства. Демократические газеты — возможно, в пику вигам — трубили о моей безнравственности и трусости. Впрочем, и те и другие считали меня убийцей. Издания, которые принято называть нейтральными, а именно «Сан» и «Транскрипт», беспокоились, как бы печальный инцидент не испортил отношения США с молодой Французской республикой и ее президентом Луи Наполеоном. Я упорно твердил, что Барон Дюпен — вовсе не прототип К. Огюста Дюпена; боюсь, родственник Хэтти не мог понять, какое отношение это обстоятельство имеет к моему делу. Несколько раз приходил Эдвин, но скоро его вызвали в полицейский участок «для беседы», больше похожей на допрос. Полиция подозревала каждого свободного негра, а тем более имеющего дело со мной. Я упросил Эдвина воздержаться от посещений. В узилище меня навестил также и Джон Бенсон — Фантом-доброжелатель. Я тепло пожал ему руку — не в моем положении было разбрасываться сочувствующими.

Тень от решетки как бы добавляла морщин его усталому лицу. Бенсон пожаловался, что чуть ли не сутками напролет сидит над дядюшкиными гроссбухами.

— Я света белого не вижу, сил никаких нет. Что за дьявольская работа! — Бенсон покосился за решетку, будто одно необдуманное слово могло сделать его моим сокамерником, и посоветовал: — Сознались бы вы лучше, мистер Кларк.

— В чем?

— В одержимости Эдгаром По. В том, что не сумели справиться с навязчивой идеей.

Я-то надеялся, Бенсон задействует связи для моего вызволения!

— Бенсон, если вам известно еще хоть что-нибудь о смерти По, если вы что-то разузнали, сообщите мне. Это ваш долг.

Он уселся на табуретку, вытянул свои длинные ноги и повторил добрый совет насчет чистосердечного признания.

— Забудьте об Эдгаре По. Тайна его смерти останется нераскрытой — смиритесь с этим, мистер Кларк.

Порой Хэтти удавалось усыпить бдительность тети Блум и Питера Стюарта — тогда она спешила ко мне и всегда приносила что-нибудь вкусненькое и милую безделушку в придачу. Измученный душевно, не находивший слов для оправдания, я тем более не мог выразить благодарность.

Хэтти утешала меня, вспоминая многочисленные случаи из детства; мы свободно говорили на любые темы. Однажды она поделилась своими переживаниями в мой парижский период.

— Я понимала, Квентин, что ты замахнулся на нечто великое, — со вздохом молвила Хэтти. — Знаю, вместе нам не быть — слишком много всего произошло, — но ты, пожалуйста, не думай, будто я сердилась или впала в меланхолию из-за твоего отъезда или из-за твоей скрытности. Я расстраивалась по другой причине — что ты засомневался в моей преданности и дружбе, что опасаешься делиться со мной, ибо не надеешься на понимание.

— Питер прав. Я заварил эту кашу из чистого эгоизма. Может, причина не в желании открыть миру Эдгара По, а в моей собственной одержимости его текстами. Может, и самый гений — только плод моего воображения!

— Поэтому-то твои изыскания и были так важны, — отвечала Хэтти, беря меня за руку.

— Я словно лишился зрения, а заодно и рассудка! Смерть Эдгара По заслонила его жизнь! А что теперь? Другие сделают то, чего я боялся, — притом ценой моей жизни.

Вскоре, однако, ливень и потоп отменили наши встречи — слишком трудно стало добираться до тюрьмы. Разлученный с Хэтти, я не мог общаться и с другими заключенными. Никогда я не чувствовал себя таким беззащитным — словно зверь в ловчей яме, которому только и осталось, что ждать конца.

Была одна из тех редких ночей, когда сон наконец смилостивился надо мной. И вот сквозь благодатную дрему я расслышал легкие шаги. «Хэтти», — подумал я. Она пришла, ей даже потоп нипочем. Стремительно идет она по тюремному коридору, слышно шелковое колыхание отсыревшего платья, ярко-красный плащ хранит ее от грязи и вони. Но вот что странно — Хэтти не сопровождает охранник. А еще — от этой мысли я окончательно проснулся — сейчас ночь, а ночью посещения запрещены. Фигурка в алом плаще шагнула из тени других камер, нашарила, схватила мои запястья, стиснула так крепко, что я не мог шевельнуться. О нет, то была не Хэтти!

В неверных отсветах керосиновых ламп золотистая кожа Бонжур приобрела призрачную бледность. Для огромных, темных от тревоги глаз не осталось ни единого скрытого уголка.

— Бонжур! Как вам удалось проскользнуть мимо охраны?

Вопрос был праздный — если кто и мог по собственной воле оказываться в стенах тюрьмы и покидать их, так только Бонжур.

— Я хотела найти вас.

Хватка на моем запястье стала крепче. От страха подступила дурнота. Бонжур здесь, чтобы убить меня. Она мстит за Барона, она не желает дожидаться суда и казни. Не моргнув своим прекрасным глазом, она перережет мое горло, а утром меня найдут лишенным головы, но не обнаружат никаких следов Бонжур.