Я стал осторожно подниматься по лестнице и, добравшись до третьего этажа, различил сверху голоса, искаженные эхом пустого помещения. Вероятно, Барон и Бонжур вели беседу с кем-то в лекционном зале на четвертом этаже. Лестница делала виток как раз перед этим залом, а поскольку дверь была отворена, я не мог продолжать подъем без того, чтобы не быть замеченным. К сожалению, до меня долетали только обрывки фраз. «Я же вам говорил», — произнес незнакомый голос.
Я оценил обстановку. Если срочно не подняться на четвертый этаж каким-то иным способом, а не посредством ступеней, цель моя достигнута не будет. Боковой лестницы не было. Зато был чулан, набитый бочонками. Сняв две крышки в поисках подходящего к случаю предмета — например, веревки, — я остолбенел. В бочонках хранились человеческие кости. Вконец расстроенный — надо же, забраться в столь жуткое место, и все без толку, — я разглядел в стене пустую шахту, вероятно, для приспособления вроде кухонного лифта, только очень уж большого. В шахте было темно, если не считать полосок слабого света с каждого этажа, однако я шагнул внутрь и сразу обнаружил лебедку и блок. Лифт, понял я, сооружен, чтобы доставлять некие предметы с первого этажа в лекционный зал на четвертом этаже. «Вот так везение», — думал я.
Неожиданно легко вписавшись в проем, я положил шляпу на пол, крепко обхватил ногами толстую веревку и полез наверх, подтягиваясь на руках. Пахло чем-то омерзительным, по всей вероятности, вредным для здоровья. Больших усилий мне стоило не смотреть вниз. Подо мной лежали три этажа, я приближался к четвертому. Фразы в лекционном зале слышались отчетливее с каждым дюймом.
Человек, с которым говорили Барон и Бонжур, имел громкий, гулкий голос и наклонность Барона к театральным модуляциям.
— Мне и так, по вашей милости, от газетчиков покою нет. Не понимаю, зачем снова это обсуждать.
— Нам нужны подробности, — терпеливо говорила Бонжур. — Все до единой.
— Видите ли, — Барон продолжил ее мысль, — мы приблизились к разгадке, что именно случилось с По в тот день, когда он был доставлен к вам. Вы, братец Моран, рискуете стать героем рассказа о чудовищной несправедливости.
Судя по длительной паузе, Моран крепко задумался. Я тем временем оглядывал узкий и темный туннель, в котором завис. Для поддержания равновесия пришлось коснуться стены и ощутить холодную липкую слизь. Затем в трещине возникли красные глазки, и крыса, встревоженная тенью моей руки перед входом в ее убежище, направилась ко мне.
— Сгинь, сгинь, — умолял я грызуна.
Взгляд кроваво-красных глазок вызвал такое отвращение, что я едва не съехал по веревке вниз, однако намерение дослушать разговор пересилило — я продолжил медленный подъем.
Упоминание о перспективе стать добычей злых языков заставило доктора перейти на повышенные тона.
— Эдгар По был доставлен в среду днем, примерно в пять часов, в наемном экипаже. Кучер помог внести его в палату. Я сам с ним расплатился.
— Неужели мистера По никто не сопровождал? — удивился Барон.
— Ни единая душа. Правда, при нем была визитная карточка доктора Снодграсса, который журнал издает, да еще записка: мол, это Эдгар По, ему нужна медицинская помощь. Мы поместили его в очень удобную палату на втором этаже, в пилоне, с окном во двор. Он ничего не помнил — ни кто отправил его в экипаже, ни с кем он проводил время.
— Что говорил мистер По? Упоминал ли он имя Грэй или, может быть, Э.С.Т. Грэй?
— Грэй? Нет. Он что-то бормотал, но это был полубред, разговор с воображаемыми субъектами. Мистер По был очень бледен, обливался по́том. Мы успокаивали его как могли. Естественно, я пытался его расспрашивать. Он сообщил, что у него жена в Ричмонде. Теперь-то я знаю — они не успели обвенчаться. Нет никаких сомнений, что мистер По повредился рассудком. Он не мог сказать, когда прибыл в Балтимор и что с ним произошло. Тут я возьми да и ляпни: мы, дескать, мистер По, сделаем все возможное, чтобы вы вновь наслаждались обществом ваших друзей.