Тень Галилеянина

– Да, конечно. Он живет мечтами маленьких людей. Его речи не обращены к богатым и сильным. Но чего же он тогда хочет? Этих маленьких людей угнетают – он хочет, чтобы они расправили плечи. Они замучены непрестанными заботами – он хочет, чтобы они освободились от забот. Эти люди не считают свою жизнь чем-то важным – он внушает им, что их жизнь чего-то стоит. И вот вам делается страшно. Вы все, вместе с Иродом Антипой, боитесь, как бы маленьким людям не пришла в голову мысль, что они – вовсе никакие не маленькие люди. И вот вы распускаете слух, что будто бы хотите убить Иисуса. Вам это нужно, чтобы он бежал за границу. Чтобы оставил вас в покое. Чтобы маленьким людям не пришли в голову крамольные мысли, и они не стали опасными для вас!

Хуза попытался сменить тему. С улыбкой он повернулся ко мне:

– Ты только что спрашивал меня, нужно ли считать этого Иисуса провокатором и мятежником. Так вот, по крайней мере одно ясно: мою жену он уже заставил бунтовать!

Иоанна немного помолчала, потом сказала тихо:

– Нет, бунтовать меня заставил ты!

– Я? – удивленно спросил Хуза.

– Когда ты пришел и с порога обрушился на Иисуса и его идеи, ты задел мои чувства!

– Я понятия не имел, что его идеи так много для тебя значат!

– Хуза, мне стало страшно оттого, что ты можешь презирать меня!

– Это почему еще? – Хуза по-прежнему не понимал, к чему клонит его жена.

– Ты же презираешь этих чокнутых женщин?

– Но у меня никогда и в мыслях не было считать тебя чокнутой! Даже во сне! – поклялся Хуза.

– Но ведь ты же смеешься над этими чудаками, которые посылают Иисусу деньги и продукты!

Хуза так и застыл с открытым ртом.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что…

Иоанна кивнула:

– Именно это я хочу сказать. Что я помогаю Иисусу.

– Откуда мне было знать об этом!

Наступила пауза. Потом Иоанна сказала тихо:

– Я делала это по секрету от тебя. Я боялась признаться тебе. Я не хотела, чтобы ты стал презирать меня.

Хуза растерянно смотрел на нее:

– Как ты могла обо мне такое подумать! Если он тебе дорог… да я скорее начну думать о нем иначе, чем стану презирать тебя!

– Но стоит послушать, как ты смеешься над ним…

Я перевел дух. Эта ссора началась из-за меня, а потом я сидел с неловким чувством человека, которого, собственно говоря, не должно быть здесь. Я попрощался, оставив их вдвоем. Повсюду, куда бы я не пришел, люди ссорились из-за Иисуса. Повсюду портились отношения между родителями и детьми, мужем и женой, друзьями и соседями, даже между мытарями и торговцами. Этот странствующий пророк посеял кругом смуту.

Я пошел прогуляться вдоль берега озера. Его поверхность не тревожил даже слабый ветерок. Все отражалось в нем с потрясающей ясностью: Голанские горы вдалеке, застывшие над ними цепочки облаков, вечернее небо. Я видел свою тень на воде. Но кроме нее ничто во мне не было созвучно этому покою. Я был чужд ему. Мысли мои лихорадочно перескакивали с одного на другое. Я смотрел туда, где находился Капернаум. Где-то там сейчас, наверное, был Иисус!

Возвращаясь к себе, я снова прошел мимо дома Хузы. Уже издалека до меня донесся его голос. Он пел одну из своих любовных песен, песнь царя Соломона. Я тихонько подпел ему: [176]

Положи меня на сердце твое,
Как печать перстня!
Надень меня на руку твою,
Как браслет!
Потому что любовь сильна, как смерть,
И страсть неумолима,
Как преисподняя.
Ее огонь

 —Таинственный огонь,
Ее пламя – пламя Бога живого.
Никакая вода не может загасить его,
И никакие реки.
Если бы пришел человек и захотел ее купить,
И отдал бы все богатства —
Его бы отвергли с презрением.

Как прекрасна была эта песня! Хотел ли Хуза при помощи нее помириться с Иоанной? Или только изливал свою боль в вечерний воздух? Одно было очевидно: его послание предназначалось Иоанне. И я не сомневался, что она ответит на него.