Тень Галилеянина

PS. До сих пор обрамляющее действие, плод художественного вымысла, шло параллельно с историей Иисуса, не смешиваясь с ней. В последних двух главах эти линии переплетаются. Отсюда необходимость оговорить следующее: все, что сказано о мотивах, которыми руководствуется Пилат, решая, кого освободить – Варавву или Иисуса, относится к области вымысла, а не к историческим Фактам.

Глава XVII Кто виноват?

Я пробыл в Иерусалиме еще три дня. И поскольку ни Метилий, ни Пилат больше не посылали за мной, то я счел свою миссию законченной. Сам, по доброй воле, еще раз переступить порог претории я поостерегся. Может быть, мне все-таки повезло, и я сумею выйти сухим из воды.

Я радовался, что теперь снова могу вернуться к привычным занятиям. Торговец зерном и оливками, я снова ехал по стране, находя развлечение в ежедневных сделках, в купле и продаже. Но внутреннее напряжение не оставляло меня. На мою жизнь давил груз, лишавший меня сил. И я старался чем-то заполнить часы, изнуряя себя бесконечными хлопотами.

В очередной раз оказавшись в Кесарии, я пошел там в синагогу, и на службе, к немалому своему смущению, вдруг повстречал Метилия. Я хотел потихоньку уйти, но он уже заметил меня. Я поразился, увидев, как он, судя по всему, повторяет вместе с другими «шема». По крайней мере, когда мы хором произносили нашу клятву верности единому Богу, губы его шевелились. [242]

«Слушай, Израиль, Господь Бог наш один есть Бог. И ты должен служить Господу Богу твоему всем сердцем своим, всей душой своей и всей силой своей».

Метилий внимательно слушал, когда во второй части богослужения читалась Тора: отрывок из Пятикнижия Моисеева, за которым следовало чтение из Пророков. И точно так же сосредоточенно внимал он, когда проповедник обратился с краткой речью к собранию. Кто Метилий – «боящийся Бога»? А может быть, даже прозелит? [243]Или он занимался здесь сбором информации? Завязывал знакомства среди иудеев? Оттого, что руководитель римской охранки молится в еврейской синагоге, мне стало не по себе.

Когда богослужение закончилось, Метилий дружески приветствовал меня. Пригласил к себе домой – как он сказал, не по службе. Незадолго перед тем ему сообщили о переводе в Антиохию, в Шестой Железный легион, и он был рад возможности попрощаться со мной.

Я по-прежнему держался настороже: все это могло быть придумано нарочно, чтобы вызвать меня на откровенность. Офицеру, который скоро покинет страну, всякий, конечно, больше готов рассказать, чем кому-то другому. Я пообещал себе быть осторожным, но с радостью принял его приглашение – не в последнюю очередь из-за того, что надеялся больше узнать о причинах, приведших к осуждению Иисуса.

Дом Метилия находился поблизости от кесарийского порта, который расширили по приказу Ирода. Оттуда открывался красивый вид на море и на город. [244]Гавань открывалась на север, поскольку северный ветер в тех местах самый благоприятный. При въезде в нее, слева и справа, выстроились по три статуи выше человеческого роста, поставленные на колонны. Ближайшие к гавани дома были сложены из белого камня, и городские улицы сходились к гавани, разделенные равными промежутками. Напротив въезда в порт, на холме, высился славившийся своей величиной и великолепием храм императора. В нем стояла огромная статуя императора Августа, ничем не уступавшая образцу – Зевсу Олимпийскому, и еще другая – богини Ромы. Построив город в честь императора, Ирод назвал его Кесарией.

Это был красивый вид. Как, впрочем, и вся Кесария с ее амфитеатрами, театрами и торговыми площадями. Римляне могли чувствовать себя здесь как дома.

Метилий велел рабам принести фрукты. Мы ели и беседовали. Я спросил:

– Ты что, ходишь на богослужение в нашу синагогу?

– Почему бы и нет? Я уже понимаю немного по-еврейски и по-арамейски.

– Тебе это нужно, чтобы лучше узнать нашу религию? Вроде как для расширения кругозора?

Я взял финик. Он оказался приятным на вкус. Метилий кивнул.