Тень Голема

Мейрик выбрался из кареты и, стуча тростью по мостовой, скрылся в проеме широко распахнутых дверей «Папской головы», считавшейся лучшей таверной на Кинг-стрит. Внутри соблазнительно пахло табаком, жареным мясом и можжевельником. Мейрик огляделся. Смайт сидел в дальнем углу большого зала, удобно разместившись на широкой лавке, обложенной маленькими бархатными подушками, и листал свежий номер «Меркурия»[13].

– О чем сегодня пишут? – спросил у него Мейрик, бесшумно приблизившись.

Смайт – сухой благообразный старик шестидесяти лет – бросил на приятеля отстраненный взгляд, щелкнул пальцем по газете и бесстрастно прочитал:

– Прошлой ночью несколько лондонских джентльменов повстречались с тележкой чистильщиков выгребных ям, заполненной испражнениями, собранными со всей округи. Молодых джентльменов настолько оскорбило зловоние, от нее исходящее, что они, обнажив шпаги, закололи всех лошадей. Бедные животные скончались на месте, а чувствительные юноши сбежали и до сих пор не найдены…

– Ну что сказать? – улыбаясь, пожал плечами Мейрик. – Нельзя не отметить утонченное восприятие прекрасного и искренность благородных порывов наших молодых аристократов.

Не переставая улыбаться, он присел на лавку напротив Смайта.

– Здравствуйте, Томас!

– Добрый день, Джон! – кивнул Смайт, бросая газету на стол. – Полагаю, вы голодны? – добавил он, смерив Мейрика лукавым взглядом. – Подкрепитесь здесь. Во дворце вас будут ждать совсем другие угощения!

– Об этом тоже пишут в новостях? – делано удивился Мейрик.

Сэр Томас пропустил шутку приятеля мимо ушей.

– Потом! – махнул рукой старый джентльмен. – Отведайте, дорогой мой, здешний пирог с олениной. В «Папской голове» он божественен!

Несмотря на все уговоры, Мейрик вежливо отказался, сославшись на плотный завтрак. Вместо этого он взял себе ароматный турецкий кофе с сиропом из бузины и варенье из ревеня, ограничив этим свою трапезу. Смайт не стал настаивать на угощении дольше, чем того требовали правила приличия, и широким движением руки отодвинул на край стола деревянную миску с пирогом.

Сопя от удовольствия, он набил свою любимую трубку крепким вирджинским табаком, прикурил от свечи и пару раз глубоко затянулся. Вкус к табаку в Лондоне возник после вспышки чумы в 1603 году. Тогда от болезни умерло более 30 тысяч человек. Власти города в надежде отогнать заразу дали распоряжение всем жителям палить костры, распространяющие сильные запахи, и вне зависимости от пола и возраста курить трубки. Неизвестно, помог ли табак, но чума ушла, а вот вредная привычка прижилась. Казалось, что в Лондоне с тех пор остался только один некурящий – король Англии Яков, который вплоть до своей смерти писал трактаты против этой пагубной слабости своих подданных.

– Джон, – произнес наконец Смайт, пуская носом клубы сизого дыма, – его величество подписал указ о моем назначении губернатором островов Сомерса[14].

– Вы писали мне об этом третьего дня!

– Вот как? И тем не менее! Завтра на «Принс Ройяле» я отплываю в Сент-Джордж с партией африканских рабов, купленных вирджинской компанией у бенинского[15]. У нас осталась последняя возможность поговорить без свидетелей.

– Я – весь внимание, дорогой друг! Полагаю, это касается моего неожиданного вызова в Вестминстер?

Вместо ответа Смайт в очередной раз окружил себя облаком табачного дыма и, глядя в распахнутое окно таверны, погрузился в долгое молчание.

– Что скажете о вашем сменщике, нашем новом посланнике в Московии? – спросил он наконец.

– О сэре Дадли Диггесе? Ничего, кроме того, что к 35 годам сей пылкий Приап[16] умудрился обзавестись одиннадцатью законнорожденными детьми и бесчисленным количеством бастардов! А если серьезно, то весьма ловкий малый без способностей, но с большими связями. Думаю, посылать такого человека в Россию было ошибкой! Москва – не то место, где приобретают дипломатический вес.

– Как всегда, вы правы, мой любезный друг! – скривился Смайт в едкой ухмылке. – Он сбежал, даже не добравшись до места!

– Вы шутите?

– Нисколько!

Сэр Томас отрицательно покачал головой и нахмурил густые брови.

– То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами!

– Разумеется!

– Диггес вез в Россию восемьдесят тысяч – деньги Ост-Индийской компании. Остальные двадцать царю давала Московская…

– Михаил просил двести! Я приехал в Лондон с его послом Степаном Волынским…

Смайт пожал плечами:

– Король решил – с русских хватит и ста! Так вот, Диггес прибыл в Архангельск, но, узнав, что к Москве движется большая польская армия, погрузил посольство на суда и, стреляя из всех корабельных пушек, поспешно отбыл обратно, прихватив с собой все деньги. В результате фактор Фабиан Смит смог передать царю только 20 тысяч. Говорят, русские были в бешенстве!

– Представляю! Это же скандал!

– Нет, Джон, – это пока просто стыд! Скандал то, что случилось потом! По прибытии в Лондон сэр Дадли в приватной беседе со мной заявил, что имел при себе только 40 тысяч, которые и привез обратно!

– Невероятно! Полагаю, ведется следствие, а мерзавец сидит в Тауэре?