Тень горы

– Что, струсил? Силенок не хватает? Давай-ка мы с тобой разберемся как мужчина с мужчиной. Если победишь в честной драке, так и быть, призн'aю, что ты лучше меня. А если я верх возьму, то ты оставишь меня и моих друзей в покое. Так будет по справедливости, правда, Говинда?

– Да, босс, – автоматически ответил индиец.

– Заткнись, придурок! – рявкнул Конкэннон.

– У твоего подручного совесть проснулась, – сказал я. – Ну что, попробуем без оружия, голыми руками, на кулаках? Так будет по справедливости, правда, Говинда?

– Молчать! – завопил Конкэннон, оглядывая меня с головы до ног. – Всем молчать!

Был ли я прав тогда? Прав ли я сейчас, вспоминая улыбку на лице врага? Мне показалось, что Конкэннон не хотел ввязываться в драку.

– Что ж, на кулаках, так на кулаках, – заявил он, подключая плеер к динамикам «понтиака». – Да еще и под музыку. Под музыку избивать веселее. Я подумываю выпустить альбом моих любимых хитов.

Заиграла ирландская музыка. Конкэннон встал в боксерскую стойку, сжал кулаки:

– Ну, приступим.

Я прыгнул к нему, припав к земле, и дважды ударил в бедро, в то место, куда попала пуля Абдуллы. Ирландец завопил от боли и упал на колено. Я поднялся и, поднырнув под его руку, ткнул кулаком в глаз. Конкэннон с размаху стукнул меня по затылку, но боли я не почувствовал, вцепившись скрюченными пальцами в глазницу противника. Он отшатнулся. Царапины под глазом набухли кровью.

Конкэннон сморгнул кровь и привычно замахнулся с полусогнутого колена. Я вовремя вспомнил предупреждение Навина, ушел от удара, извернувшись, вцепился ирландцу в ключицу и дернул изо всех сил. Кость с хрустом выскочила из сустава. Конкэннон заорал от боли, рука повисла плетью.

Тюремная драка – победа или смерть.

– Ах, значит, так! – воскликнул он и отскочил, потирая поврежденный глаз.

– Значит, так, – хмуро кивнул я.

Он снова бросился на меня, но я вцепился ему в пах, выкручивая яйца. Он повалился на пол, скорчился, пытаясь защитить свое драгоценное хозяйство. Я встал на колени и с размаху нанес удар, потом второй, чтобы мало не показалось. Он пошатнулся, прижав ладони к паху, и захохотал – сидел на полу и смеялся, как ребенок.

– Ты жульничаешь. Вот, у меня свидетель есть, – заявил он, указывая на Олега.

– А кто меня свинчаткой бил? Тоже мне маркиз Лондондерри[82] выискался, правила ему подавай! – напомнил я. – А кто меня заказал? Награду сулил? Это по правилам, да? Я тебя в последний раз предупреждаю, Конкэннон, оставь меня в покое.

– Жульничаешь, сосунок, – буркнул он и с напряженным смешком добавил: – Раз согрешил, так покайся.

– Если не оставишь нас в покое, то мне придется каяться в большем грехе.

– Знаешь, малыш, мне было приятнее думать, что тебя убили, – хохотнул он, прикрыв окровавленный глаз. – Говинда, пристрели его. Пусти ему пулю в голову.

Говинда шевельнулся, но Олег полоснул его ножом по лицу и отобрал пистолет. Индиец заорал от боли и отчаяния – личико-то подпортили, карьера болливудской звезды накрылась. Олег для верности пристукнул его рукоятью пистолета. Говинда мешком повалился на пол.

Афганец не выпускал из рук веера раскрытых карт. Я сжимал нож. Олег наставил на афганца пистолет и улыбнулся:

– Уноси ноги, приятель. Твоя карта бита.

Афганец выронил карты и бросился прочь.

– Ты мне ключицу вывихнул, сволочь, – пробормотал Конкэннон, свесив голову. – Твое счастье, что рука не поднимается, а то я б тебя одним ударом вырубил, ты же знаешь.

– Оставь меня в покое!

– Ах, милая, милая Лиза, – вздохнул он.

Я снова его ударил. Он завалился на спину, безвольно вытянув руки.

«Что теперь делать? – подумал я. – Убить? Нет, убить я его не смогу. Вот если он меня захочет убить, тогда…»

Конкэннон, с вывихнутой ключицей и оцарапанным глазом, валялся на полу, не пытаясь подняться. Рот у него не закрывался – ирландец говорил не переставая и смеялся над шуточками, понятными ему одному.

Олегу это не понравилось. Он хотел заткнуть Конкэннону рот кляпом, но я не разрешил, заметив, что если ирландец задохнется, то это здорово подпортит Олегу карму.

Тогда Олег ему вмазал – от души. Конкэннон вырубился. Мы поручили его заботам Говинды, которого я предупредил, что если он еще раз появится в южном Бомбее, то царапиной на щеке не отделается.

– А пистолетик твой я заберу, – заявил Олег. – Пригодится еще. Захочешь вернуть – пристрелю.

Мы подбежали к мотоциклу, и я остановился поблагодарить своего нового приятеля.

– Вот тебе шесть тысяч, – сказал я, – а завтра получишь остальное. С премиальными. Я к пяти в «Леопольд» подойду. И вообще я твой должник.

– Хорошо, что он трезвый был. С пьяным ирландцем я б связываться не стал, – вздохнул Олег, оглядываясь.

– Я с ним ни в каком виде связываться не желаю. Спасибо тебе.

– Это тебе спасибо, – улыбнулся он.

– Слушай, что ты все время улыбаешься?

– Это я от счастья. Я вообще человек счастливый, судьба у меня такая. Мне даже в печали хорошо. Ну что, попробуем вдвоем рассказ написать?

– Ты и правда писатель?

– Ну да.

– Фразочки у тебя хлесткие.

– Какие фразочки?

– Ну, когда ты афганцу сказал, что его карта бита. И Говинде про пистолет…