— Нет, — признал он. — Длина жизни Гриши пропорциональна ее или его силе. Чем больше сила, тем длиннее жизнь. А когда эта сила усиливается… — он замолк и пожал плечами.
— А ты живой усилитель. Как медведь Ивана.
Намек на улыбку зародился в уголках его губ.
— Как медведь Ивана.
Меня осенила неприятная мысль.
— Но это значит…
— Что мои кости или парочка зубов сделают другого Гришу очень сильным.
— Ну, это очень мерзко. Тебя это ни капли не заботит?
— Нет, — просто ответил он. — Теперь ты ответь на мой вопрос. Какие истории ты слышала обо мне?
Я неловко заерзала.
— Ну… учителя рассказывали, что ты укрепил Вторую армию, собрав Гриш из других стран.
— Мне не пришлось их собирать. Они сами пришли. Другие страны не так хорошо относятся к Гришам, как Равка, — мрачно ответил он. — Фъерданцы сжигают нас, как ведьм, а Керчь продает, как рабов. Шу Хан расчленяет нас в поисках источника нашей силы. Что еще?
— Они сказали, что ты самый сильный Дарклинг за всю историю.
— Я не просил тебя льстить мне.
Я поддела нитку на рукаве кафтана. Он наблюдал за мной, в ожидании ответа.
— Ну, в поместье работал один старый крепостной…
— Продолжай. Расскажи мне.
— Он… он сказал, что Дарклинги рождаются без души. Что лишь кто-то поистине злой мог сотворить Тенистый Каньон.
Я заметила ледяное выражение на его лице и быстро добавила:
— Но Ана Куя послала его собирать вещи и сказала, что это всё крестьянские суеверия.
Дарклинг вздохнул.
— Сомневаюсь, что этот крепостной единственный, кто в это верит.
Я ничего не ответила. Не все думали как Ева или старый крепостной, но я достаточно пробыла в Первой армии, чтобы знать — большинство обычных солдат не доверяли Гришам и не были преданны Дарклингу.
Через мгновение парень продолжил:
— Мой прапрапрадед был Черным Еретиком — Дарклингом, который сотворил Тенистый Каньон. Это была ошибка, эксперимент, порожденный его жадностью, возможно, в купе со злостью. Я не знаю. Но с тех пор каждый Дарклинг пытался уничтожить нанесенный предком ущерб нашей стране, и я не исключение, — затем он повернулся ко мне, его выражение было серьезным, пламя бросало тени на идеальные черты лица. — Я провел всю свою жизнь в поисках выхода из этой ситуации. Ты — мой первый проблеск надежды за очень долгое время.
— Я?
— Мир меняется, Алина. Мушкеты и винтовки — это только начало. Я видел оружие, которое делают в Керчи и Фъерде. Эпоха Гриш приходит к концу.
Это была пугающая мысль.
— Но… но как же Первая армия? У них есть винтовки. И другое оружие.
— Откуда, по-твоему, оно взялось? А боеприпасы? Каждый раз, когда мы пересекаем Каньон, мы теряем жизни. Разделенная Равка не переживет новую эпоху. Мы нуждаемся в наших портах. В наших гаванях. И лишь ты можешь вернуть всё обратно.
— Как? — взмолилась я. — Как я должна это сделать?
— Помоги мне уничтожить Тенистый Каньон.
Я покачала головой.
— Ты безумен. Все это безумие.
Я подняла голову к дырам в крыше амбара и посмотрела на ночное небо. Когда-то оно полнилось звездами, но теперь между ними виднелась лишь бесконечная тьма.
Я представила себя в мертвенной тишине Тенистого Каньона: слепую, напуганную, без всякой защиты, кроме моей предполагаемой силы. Подумала о Черном Еретике. Он создал Каньон — Дарклинг, точно такой же, как тот, который сидит рядом, внимательно наблюдая за мной в отблесках костра.
— Что насчет той штуки, которую ты сделал? — спросила я, пока не струсила. — С фъерданцем?
Он вновь посмотрел на костер.
— Это называется «разрез». Он требует большой силы и сосредоточенности. Лишь несколько Гриш способны на это.
Я потерла руки, пытаясь избавиться от мурашек, которые побежали по телу. Дарклинг посмотрел на меня, затем снова на пламя.
— Если бы я разрезал его мечом, это что-то бы изменило в лучшую сторону?
В самом деле? Я видела бесчисленное количество ужасов за последние пару дней. Но даже после кошмаров Каньона, именно та картинка запомнилась мне больше всего, она преследовала меня во снах и в бодрствовании — разрезанное тело бородатого мужчины, раскачивающееся на ярком солнечном свете прежде, чем рухнуть на меня.
— Не знаю, — тихо ответила я.
Какая-то эмоция мелькнула на его лице, нечто похожее на злость или, может, даже на боль. Не сказав ни слова, он встал и ушел. Я наблюдала за его исчезновением в темноте и внезапно почувствовала вину.
«
Двумя днями позже, сразу после рассвета, мы въехали через огромные ворота знаменитых двойных стен Ос Альты. Я и Мал тренировались недалеко отсюда, в военном пункте Полизной, но никогда не попадали в сам город. Ос Альта была населена очень зажиточными людьми: военными и государственными руководителями, их семьями и любовницами.