— И вот перед нами Мигель Ансурес, пропавший муж и глава семейства. Ну что же, Мигель, вы готовы вернуться домой? — спросил ведущий, белозубо улыбаясь.
Мигель Ансурес напряженно смотрел в камеру и совсем не улыбался. Казалось, он пытался разглядеть, что происходит по ту сторону экрана. Затем он вынул изо рта сигару, повернулся к ведущему и сказал:
— Идите вы все к черту!
Внезапно Беатрис прониклась глубокой симпатией к этому человеку. Она прекрасно понимала, как он убежал от угнетавшей его жизни в неприютный и душный уголок сельвы, и уважала его борьбу за право начать все сначала. И когда наконец счастье так близко и он устроился с сигарой в зубах за стойкой своего собственного бара, приходит пугало, разряженное в белый лен, и спрашивает перед камерой, собирается ли он возвращаться домой. Фраза «идите вы все к черту!» была единственно возможным ответом на такой дурацкий вопрос. Тем не менее ведущий, а также остальные члены съемочной группы да и наверняка все телезрители думали, что поведение мужчины неуместно. Только камера смогла запечатлеть комическое замешательство, вызванное словами Мигеля Ансуреса. На переднем плане возникло покрытое испариной лицо ведущего и его бегающие глаза. Это рассмешило Беатрис, она засмеялась. Сначала робко, удивляясь звуку своего смеха, затем беззастенчиво заливаясь хохотом, который эхом отозвался в стенах квартиры, никогда не знавшей веселья.
5
Устав смеяться, она отключила звук, закрыла глаза, и свет экрана еще долго вспыхивал в ее зрачках разноцветными пятнами. Перед тем как уснуть, она увидела искру голубого цвета, которая, как молния, прорезала черный фон. Беатрис разбудил звук ключа, проворачиваемого в замке. Она приоткрыла глаза и заметила тень Паниагуа, пересекавшую гостиную. Потом она услышала, как его тело рухнуло на постель. В воздухе сильно запахло спиртным перегаром. Она медленно поднялась с кровати и выглянула в окно. В потемках повозка Беато излучала теплый, апельсиновый свет. Она отошла от окна и на цыпочках проскользнула в ванную. В зеркале она увидела свое усталое лицо.
— Несчастье утомляет, — заключила она.
Умывшись холодной водой, она расправила платье, причесала волосы, спутанные ото сна, надушила шею и запястья. Потом, словно секретничая с подругой, приблизилась к своему отражению в зеркале и прошептала:
— Идите вы все к черту!
Леандро
1
Паниагуа и Тано удалялись, постепенно теряясь из вида. Леандро решил вернуться в зал, и его чуть было не снесла лавина людей, спешащих к выходу. Он прижался к стене и ждал, пока людской поток поредеет, чтобы можно было попасть в проход между рядами. Когда он поравнялся с креслом вдовы Гуарас, оно уже было пустым. На сиденье лежала записка со словами: «Не волнуйся. Позвони мне». Он свернул листок вдвое, убрал его в карман брюк и поднялся на сцену, где дон Браулио укутывал Беато полотенцем. Голиаф пытался собрать разлитую воду шваброй, которая в его руках казалась до смешного миниатюрной.
— Оставь, я сам, — попросил Леандро.
— Мне пора, — объявил Беато, растирая покрасневшие запястья.
— Даже слышать не хочу! — возмутился дон Браулио. — Сейчас мы пойдем ко мне, этим вечером ты хорошо поужинаешь и будешь спать на кровати, по-человечески. И заодно с утра посмотришь мою жену. Она меня здорово беспокоит.
Леандро оперся на ручку швабры и положил на руки подбородок. Он проводил взглядом троих мужчин, которые спустились со сцены и теперь по центральному проходу направлялись к вестибюлю. Посередине торжественно шагал, слегка наклонив голову, Беато, завернутый в полотенце. Рядом торопливо семенил дон Браулио. На выходе из зала он пригласил поужинать с ними и Голиафа.
— Нет, спасибо, — ответил Голиаф, — я останусь в повозке — вдруг кому-то что-то понадобится.