Тень иллюзиониста

— Возможно. Но дону Браулио так не кажется. Он притащил ее за волосы из дома, — добавила Сирсе, кивая головой в сторону жены дона Браулио, которая прятала лицо в отворотах халата.

— Куда они отправились?

— Понятия не имею.

Полицейский высунул локоть из окна машины и, приглаживая рукой усы, напряженно думал.

— Ладно, — сказал он, заводя машину, — посмотрим, что можно сделать.

— Как дела дома? — спросила Сирсе, не отходя от машины.

— Хорошо, все хорошо.

— Как Эстела?

— Хорошо, спасибо.

Машина медленно тронулась. Сирсе не отставала от нее на протяжении нескольких метров, увлекая за собой жену дона Браулио. Потом она остановилась и крикнула:

— А дети? Как дети?

Ее вопрос остался без ответа. Машина рванула вперед. Достигнув конца улицы, она повернула налево и исчезла в облаке плохих предзнаменований.

3

Перед глазами Голиафа сгустился зловещий туман, который мешал ему различать что-либо вокруг. Люди, машины, здания — все было как на нечеткой фотографии. Звуки едва просачивались в мозг, приглушаемые тем бесконечным расстоянием, которое отделяло его от мира. Словно в затмении, он пересек улицу и зашел в «Долгое прощание». Он был встречен доносящимся как будто издалека звоном колокольчика и внезапным молчанием всех присутствующих. Он нашел свободную табуретку в конце барной стойки.

— Бутылку рома и стакан, — попросил он, и его голос показался ему таким слабым и чужим, что он повторил просьбу, чтобы убедиться, что вообще что-то сказал.

— Жажда, да? — поинтересовался Галиано, выполняя заказ.

— Тени — вот что это такое. Над нами сгущаются тени, — ответил Голиаф, наполняя стакан и опустошая его залпом.

Он снова себе налил и оглянулся по сторонам. Сквозь дымку он увидел длинную деревянную стойку, ряды пыльных бутылок с пожелтевшими от времени этикетками, огромную картину, на которой была изображена нахальная красная мельница над толпой безликих мужчин и женщин с зонтиками. Он услышал стук костяшек домино по мраморной поверхности стола, звон стаканов, легкое жужжание телевизора. Он почувствовал запах пролитого вина, сигаретного дыма, застоявшейся мочи в туалете. Он коснулся пальцами холодного стекла бутылки и плотного воздуха, в котором сквозили подозрительные взгляды. Он поднял стакан и произнес:

— За любовь!

Когда пришли люди, искавшие Беато, Голиаф был уже пьян. Ему хватило ясности ума только для того, чтобы осознать, что он никогда не пополнит ряды этих мужчин. Он не разделит их ненависть и не будет охотиться на Беато.

— Где он? — спросили его.

Голиаф посмотрел поверх их голов и в грязном зеркале бара увидел, как Беато прокрался по тротуару и исчез за повозкой. Голиаф подумал, что кто-то сейчас поднимет тревогу и все кинутся за ним, но никто даже не пошевелился. Голиаф понял, что Беато видел только он.

— Я не знаю, но это точно волшебство, — сказал он и разразился громким хохотом пьяного здоровяка.

Он поднялся с табуретки и заплатил за ром. Подойдя к двери, он помахал всем рукой на прощание. Когда он оказался на улице, все его чувства были притуплены. Возле грузовика его вырвало. Ненадолго стало легче. Из кармана брюк он достал ключи и долго пытался выбрать нужный. Когда ключ в конце концов был найден, его снова разобрал смех. Он открыл заднюю дверь и повалился на матрас.

— Волшебство! — прокричал он и, даже засыпая, не переставал смеяться.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Паниагуа

1

Долгие месяцы его кровь была заражена ненавистью и жаждой мести. В его венах бежал мутный бурлящий ручеек, который отравлял все на своем пути и искал возможности вырваться наружу. Теперь, когда он пьяный шагал в компании обманутых мужей, этот поток вышел из берегов и сочился из каждой поры его кожи.

Мужчины двигались все быстрее, а за ними следил бесстрастный глаз луны, застывший посреди черного неба. Их тела обдувал освежающий ветер, который постепенно усиливался, предвещая бурю. Они передавали друг другу бутылки и пили на ходу, не обращая внимания на то, что спиртное текло по лицу и по одежде. Дон Браулио уже давно не заботился о том, чтобы затягивать пояс кимоно. Пояс болтался, выпущенный из петель, и халат волнообразно колыхался на ветру. Из-под расстегнутой пижамы торчал круглый и безволосый живот. Дон Браулио постоянно обгонял процессию и делал снимки. Вспышка ослепляла людей, на секунду выхватывая из ночной тьмы очертания домов и деревьев.