Тень империи

А Григорий с вами не встречался, думается мне из-за того, что он так же это понимал. Да и чего греха таить. Он в этой крысиной возне взял весь удар на себя, выгородив репутацию вашего рода. Неужели ты думаешь все вам тут рады? Ты сама видела и присутствовала при том, что творилось вокруг вас и Григория. Не сделай он всего этого. Елена бы была заклеймена позором, который и по Анастасии ударил. С вами, с общей подачи ваших доброжелателей, дела бы мало кто вёл, и путь у вас был бы один. Раскланиваться перед Решкиным-Флинхофом, или кем-то ему подобным. Да и наблюдали, как мне думается за вами аристократы. Встреться Григорий с тобой или Анастасией, многие бы сразу стали сочинять небылицы. Ему это было не надо. Он куда дальновидней тебя Инна Михайловна.

После слов княжны Хужаловой, на минуту воцарилась тишина, и обе женщины думали каждая о своём, а после княжна Полозова нарушила тишину:

— Да понимаю я всё это. Особенно после того, как узнала, кто это был. Не та у меня сила, чтобы с этими чертями тягаться. Они же по всей Европе и Азии бродят. Вовек не сыскать. А если ты говоришь, что они ушли. То будь, по-твоему, Мария.

— Рада это слышать, — подняла слегка бокал вверх княжна Худалова. — Как себя чувствует Елена?

Инна Михайловна тяжело вздохнула и сделала несколько глотков из своего бокала.

— Как тебе сказать Мария. В плане телесного здравья всё вроде хорошо. Так пара больших синяков и ссадин. Ничего страшного. Но вот её поведение, начинает вызывать опасения. По первой мы думали, что это от шока и пережитых событий. Но теперь я так не думаю. Да и непонятное по первой послание Григория, переданное мне через графа Рощинского, теперь уже не такое и непонятное. Хоть этому и было отведено всего пара строк.

— Так в чём дело? — Нахмурила слегка лоб Мария Павловна.

— По началу, когда она очнулась, всё вроде было как обычно. Она сразу начала закидывать нас вопросами про Григория. Скрывать смысла не было. Всё равно узнала бы. Но суть не в её истериках и скандалах по этому поводу. Дело в том Мария, что иногда у неё взгляд другой. Знакомый, но не Ленин. Это все стали замечать. После того как он появился у Елены, она стала иногда странно говорить, и вести себя. Но и это не всё Мария. В обществе мужчин она, через какое-то время начинает быть более несдержанной и даже агрессивной, или напротив, начинает бояться знакомых ей с пелёнок людей. Григорий писал мне, что если поведение Елены изменится, то мне надо связаться с графом. Настя думает, что пока она себя так ведёт, её не следует отправлять в лицей. Благо основания есть веские. Ведь там полно парней, а её вспышки гнева ни к чему хорошему её не приведут. Она между нами уже один раз в таком порыве неясного гнева чуть не напала на нашего лакея. А он её с пелёнок можно сказать нянчил.

— Тут есть зерно правды Инна. Родовая сила при ней. Устрой она необоснованную драку с аристократским отпрыском, греха не оберешься. Давай я завтра к вам приеду на чай. Заодно сама гляну на Елену. Может, чего дельного подскажу.

— Буду признательна. — Устало выдохнула Инна Михайловна, отпив из бокала, после чего откинулась на спинку массивного кресла.

В ночное небо поднимался дым от уже угасающих пожарищ, а в заставе кипела суета.

Солдаты бегали по улицам как заведённые, выполняя поставленные им задачи. Кто-то до сих пор таскал вглубь жилых построек солдат, туда, где уже вся улица перед лазаретом была выстелена ранеными бойцами.

Другие солдаты готовили коней и телеги, дабы вскоре начать вывоз мирного населения и раненых.

Третьи занимали дозоры и приводили оружие в боевую готовность. Догорающая красными углями Измайловская застава в эту ночь была сродни разворошенному муравейнику, а я в этой суете старался быть везде и всюду, раздавая указания и наставления.

Но большую часть времени я был за третьей линией обороны заставы, за которую враг так и не прошел, найдя свою смерть на подступах к атакующему второму укрепительному рубежу.

Там на улице, где негде было вступить вблизи здания лазарета, всё превратилось в широкий ковёр из израненных и стонущих от боли солдат. Именно тут я на полную силу использовал родовые техники, останавливая кровотечения, и латая самых тяжелораненых бойцов Измайловской заставы, а издалека стараясь не приближаться к телам людей вернувшихся живыми, словно из мясорубки, за мной и моими действиями наблюдала Анастасия Романовна и её телохранитель из личной гвардии императора.

А когда до рассвета оставалось всего чуть больше часа мы покинули Измайловскую заставу огромной вереницей повозок, оставляя позади себя практически разрушенный опорный рубеж.

— Григорий Александрович, — поравнялась со мной Александра, уверенно сидя в седле белого скакуна. — Будьте уверены, я донесу до высшего руководства ваши заслуги в Измайловской заставе.

— Будет достаточно, если солдат не обвинят в неподчинении старшим офицерам, — скривился я, смотря вперед, даже не посмотрев на девушку. — Ведь думаю, господа офицеры, тоже донесут до высшего руководства мои заслуги.