Весь берег хорошо освещался, и ни одна лодка не прибыла бы незамеченной. Пристань, которую я когда-то сжег, давно отстроили заново, а вот павильон из стекла так и не восстановили, поставив вместо него укрепленный жандармский пост, выглядевший здесь совершенно уродливой конструкцией.
Прожектор ударил в лицо, и я поморщился, отвернувшись, когда мощный луч скользнул по мне, отправляясь дальше, заливая светом деревья и кустарники, склоны холмов и самые темные и дальние уголки леса, до которых мог дотянуться.
Вокруг было много людей. Они ходили вдоль берега, по пристани, дежурили возле тяжелого спаренного пулемета с массивным бронещитком. На воде пришвартовался знакомый мне катер Уитфорда, а чуть поодаль, жандармский, с револьверной пушкой. Это скоростное чудовище везде сопровождало посудину дукса, обеспечивая надежную охрану.
Мимо прошел патруль с псом йевенской породы – приземистым и мощным, водящим носом из стороны в сторону. Я был от них ярдах в шести, но благодаря перьям Вороненка зверь меня не почуял.
Мы оказались здесь вдвоем. Я и тень, кравшаяся следом, не отпускавшая меня ни на миг вот уже несколько суток. Она все так же заставляла меня ежиться, особенно когда оказывалась слишком близко и я начинал различать (или думать, что различаю) слова, которые та говорит мне.
Тень, порожденная моим ингениумом, жаждала чужой смерти. Огня. Запаха обугленного мяса. Она хотела жить. Ощутить свободу, которой я ее лишал долгие годы – и наброситься на любого, чтобы больше никогда-никогда не прятаться. Теперь ей казалось, что такой момент наступает, но я собирался испортить ее ожидания.
Никакого огня. Прошло столько месяцев с января, а предвестники продолжают бушевать, хотя должны были давно заткнуться. Так что я видел реализацию плана как «Стук» – поглотитель звука – пуля. Без всякой ингениумной хрени.
Тихо пришел, тихо ушел. Не надо усложнять задачу.
Вместе с тем я чувствовал в тени перемены. Мой призрак, которого на самом деле нет, который лишь болезнь мозга, истощенного ингениумом и умирающего от него, перестал вести себя как дикая обезьяна, где-то успев пройти все этапы эволюции. Что значит – она стала коварнее, хитрее. И, думаю, это не обещало мне ничего хорошего…
Я спешил по широкой дороге, серпантином поднимающейся по горному склону, совершенно пустой и темной. Когда-то вместе с Мюр мы проделали этот путь на мобиле, и я подумал о том, что у нас так и не выпало возможности, чтобы она научила меня управлять машиной. Сожаление – одно из свойств человеческой натуры. Я жалел, что некоторые вещи нельзя изменить или исправить.
Не знаю, сколько было охранников в засаде вдоль моего пути, но я заметил лишь один из секретов, когда человек, находившийся во мраке за деревьями, негромко кашлянул.
Затем проехал мобиль сверху, выскочил из-за поворота, прогнал тень светом своих фар, пронесся мимо, поскрипывая рессорами и дребезжа пустыми емкостями в кузове. От него в воздухе остался легкий запах персиков, горячего масла и пыли, поднятой колесами.
Подъем для меня, совсем недавно оправившегося от ранения, оказался тяжелым и долгим. Слишком долгим. Так что я был рад, когда началась знакомая прямая аллея, а затем появилось и само поместье.
В отличие от ночи Праздника Звезд, сейчас оно не выглядело гостеприимным. Территория хорошо освещалась, а вот окна в самом здании горели не везде. Я представлял, какая большая работа мне предстоит, чтобы найти Уитфорда на такой огромной территории, но догадывался, что стоит начать с той лестницы, по которой когда-то поднималась Мюр на встречу с Дианой Дайсон.
Возле ворот застыл бронемобиль с выключенным мотором, перекрывая путь для любой техники или экипажа, желающих въехать внутрь. Обшитый листами стали, с башней и пулеметом, он походил на грубо сколоченный гроб с множеством острых углов и на жабу из-за бесконечного количества заклепок на его бортах.
Рядом, у пропускной будки, стояли на часах два гвардейца. Я спокойно прошел мимо них, опустив взгляд, миновал маленькое помещение, внутри которого дежурил еще один солдат, занятый тем, что пытался не заснуть, – и оказался на территории садов.
Военных было удивительно много, плюс, несмотря на поздний час, шли работы по монтажу какой-то конструкции. Как я подозреваю, инженеры собирали основу «зубной щетки», и я слышал, что они ругаются о стационарном потенциале электрода и его отклонении от необходимых значений.
На лугу остались глубокие отпечатки тяжелых металлических ног – мотоход находился где-то поблизости, патрулируя, и я слышал его отдаленные шаги.
Плакальщики, полагаю, тоже находятся в летнем дворце родителей Мюреол. Я гадал, сколько их оберегает дукса. Два? Три?..
Чтобы попасть внутрь, пришлось простоять больше десяти минут, я не хотел привлекать к себе внимания тем, что дверь откроется сама по себе. И вошел вместе с краснолицым лейтенантом, сразу прижавшись к стене, пропуская его вперед.