Чего не скажешь про дорогу, проходящую мимо института. Черный и ровный, как будто бы вчера проложенный асфальт и не думал подпускать к себе ни холод, ни иней, ни снег, ни какие-либо еще лишние частицы на свою сокровенную поверхность. Казалось, если произойдет извержение вулкана, внезапно проснувшегося где-нибудь в сердцевине института, и магма лавой выльется наружу, то даже она, охватывая и губя все вокруг, и то аккуратно и извиняющимся маршрутом обогнет эту дорогу.
Ветер истратил большую часть своих сил в конце октября, поэтому встречал ноябрь спокойным небольшим дуновением. Снег начал медленно, но настойчиво выпадать день за днем, и вскоре в окна из высоких этажей можно было наблюдать интересный и удивительный пейзаж в виде белого снежного полотна земли, на котором изгибающая змейка в лице черной дороги уходила на север к лесу, деревья которого и не думали стряхивать с себя листву и зеленое покрывало, оставаясь все такими же мрачными и высокорослыми.
С солнцем у ноября были не простые отношения. С самого начала месяца кучные облака прочно оцепили небо, устраивая пасмурную погоду, пасмурное утро, пасмурный день, а к вечеру уже было и не важно, так как темнота обволакивала окраины, и лишь институт оставался единственным оплотом света на километры в округе. Однако, постепенно унылая серость начинала разбавляться сначала редкими, потом более уверенными лучами холодного, не греющего, но тем не менее, радующего своим светом солнца.
Этот свет не обещал ничего грандиозного, но, тем не менее, был тем старым добрым знакомым, который, как будто говорил:
- Послушай, я всего лишь отошел на несколько часов. Может, дней. Ладно, возможно, недель. А ты уже раскис тут без меня. Соберись. Вот он я. А вот он ты. И кто из нас должен светить ярче?
Становилось легче на душе и хотелось уже рассвета у себя, в своей насыщенной событиями жизни, не всегда радостными, а зачастую грустными и даже тусклыми, но тем не менее. Хотелось такого рассвета, за которым вскоре не придет закат. Но закат приходил, как бы этого не хотелось.
Тихое море смотрело иногда равнодушным взглядом на берег, не понимая всей этой погодной суеты. Его волны неизменно кружили друг за другом в безмолвном водном танце и не обращали никакого внимания на холодные лавочки в инее, на покрытую снежным покрывалом землю, на стоящий мрачным темно-желтым спичечным коробком институт со своими тусклыми огнями. Море было спокойно. Море всегда было спокойно.
Исаака выписали в пятницу. Перед этим ему дали справку о недельном отдыхе и предоставили совершенно новый темно-зеленый свитер и его старые, но полностью заштопанные и отстиранные синие джинсы. Так же Исааку выдали пять пар черных носок и талон на «эксклюзивное» питание в столовой. В чем заключается эксклюзивность, Исаак не знал, да этот талон ему особо был и не нужен. Свитер выглядел теплым и уютным: он был Исааку немного великоват, и это шло в плюс — можно было закутаться и поддеть под него какую-нибудь кофту. Заштопанные джинсы сидели, как влитые. Они нисколько не просели, и в заднем правом кармане Исаак обнаружил маленький, самодельный темно-синий платок в клетку — без сомнения, прощальный подарок от сестры Миры.
В здании института на Исаака никто не обращал абсолютно никакого внимания, словно он был невидимкой, и вот-вот сейчас какой-нибудь нерадивый студент врежется в него, не замечая и не осознавая существования Исаака в проходе коридора. Исааку в общем-то было все равно: пусть даже снова появится какая-нибудь шайка хулиганов, или его накроет очередной приступ безумия — он готов был принять все как должное и логичное этому миру. Подойдя к двери своего жилья, Исаак задумчиво посмотрел на ее старую коричневую поверхность, будто пытаясь разглядеть, какие символы и надписи Петр нанес на нее тогда, но лишь несколько бессмысленных царапин насмешливо встречали его взор, призывая уже поскорее открыть замок и не мучить свое воспаленное воображение.
Жилая комната успела изрядно покрыться пылью и обросла тоскливым чувством запустения. Паук на потолке свил себе целый дворец из раскидистой узорчатой паутины. Различные тетради, огрызки карандашей, несколько ручек были раскиданы по всей небольшой площади немытого пола. С кончика крана над раковиной свисала застывшая в ступоре маленькая капля холодной воды.
Оглядев свое заброшенное жилье, Исаак вспомнил, что не помешало бы забрать рюкзак из библиотеки, но позже. Сейчас он хотел заняться уборкой и приведением своей комнаты в порядок. Кто знает, когда он еще сюда вернется? Найдя неподалеку, через две жилые комнаты, в подсобном помещении швабру с пластмассовым фиолетовым ведром, темно-желтый, повидавший некоторую грязь веник и старый, но надежный железный совок, Исаак принялся за дело.
Уборка заняла целый день, и в субботу, после обеда Исаак, уставший, но удовлетворенный монотонным физическим трудом, искренне удивлялся, как можно было потратить так много времени на наведение порядка в такой небольшой жилой комнате с минимумом вещей и предметов в ней.