Тень ищет своё место

Ромига не ответил голоску ни малейшим движением мысли. Всеми силами он старался отрешиться от слишком ярких ощущений бесконечного секса, как в бою гарки отрешаются от боли. И всё же видение, посланное неведомо кем, накрыло его: красивый, летний город, затейливо одетые прохожие, мостовая в мозаичных узорах… Мелькнуло и погасло. Город Ромига не узнал.

«Кто ты?» — спросил он неизвестного собеседника. — «Как твоё имя?»

«Не помню… Тень. Просто тень.»

«Что тебе нужно от меня?»

«Изгони Онгу, встань на его место, повелевай нами!»

«Онга-то чем вам плох?»

«Онга пожрал одну из нас. Он ищет, как пожрать Голкья, потом — твой мир. Он никогда не насытится. Останови его, пока можешь!»

Вот те, здрасте! Такие заявления надо обдумывать всерьёз, но Ромиге, увы, нечем. И всякие голоски выслушивать да расспрашивать — тоже больше нечем.

Заслоняйся, не заслоняйся, а ощущения захлёстывают с головой. Плохо или хорошо? Хорошо или плохо? Кровь бешено стучит в висках, сердце готово вынырнуть из киселя тела и убежать, куда подальше… Простая мысль, даже примитивная, всё-таки пробилась сквозь эйфорию. Ромига не просил Онгу о сексе. Ромига не сказал Онге «да». Значит, Онга — насильник, значит, враг. То, что он делает, не может быть хорошо, даже если приятно.

В ответ на мысль — или само по себе? — сумасшедшее наслаждение разом обратилось в свою противоположность. Ромига попросту задохнулся болью. Сердце встало. Член Онги показался раскалённым штырём, обсидиановым клинком, раздирающим нутро.

Онга сделал ещё несколько движений, прежде чем заметил: что-то идёт не так. А дальше Ромига, вроде, и наблюдал происходящее, но как бы слегка со стороны. Все ощущения ушли — осталась кристальная, ледяная, отстранённая ясность.

Нет, по счастью, Онга не собирался убивать сородича таким заковыристым способом! Кажется, он даже испугался: всё у него сразу упало. Однако, не растерялся ни на миг. Ударом в грудину запустил сердце, потом принялся драть сомлевшее тело за уши, заодно освободив от парализующего аркана.

Тут-то Ромига и начал нормально приходить в себя. В себе оказалось неуютно, до крайности. Ромигу вырвало: кровью и желчью. На этом телесные неприятности, в общем-то, исчерпались, если не считать слабости — и звона в ушах от ругани Онги…

В кинжально острых ушах нава на грани бешенства!

Ну, коне-е-ечно! Ярость опоздала на целый акт, зато теперь норовит накрыть Ромигу с головой, как перед нею — эйфория и боль… Опоздала, погань! Ромига уже по горло сыт аффектами. Слишком странно здесь всё, чтобы давать волю простым реакциям: бей-беги. Слишком опасно, и ничего не кончилось! Пусть ярость схлопнется в чёрную дыру и грызёт там сама себя. А ты, нав, собери руки-ноги и потихоньку переберись с Камня… Ну, хотя бы на сталагмит-табуретку. Теперь замри. Дыши. Ровно, медленно… Вот так! Нав Ромига — само торжество самообладания, уши у него круглые, и останутся таковыми, как бы ни разорялся Онга… Собственно, уши — ерунда, главное, что творится посередине…

— Придурок! Как! Ну как ты себя так вывернул, что едва не сдох? Я на этом Камне сколько раз пытался умереть — не вышло. А ты раз, и во Тьму наладился? Я даже не спрашиваю, зачем! Не вынес, что оказался под мужчиной? Или твои голки внушили тебе, что лучше сдохнуть, чем стать ключом от силы? Так это у них называется, я ничего не путаю?

Онга спускает пар по-своему, руганью. Острые кончики его ушей пока не скрылись в волосах, и Ромига помалкивает. Дышит. Думает. Он и сам не понял: что натворил, или что с ним случилось? С кем он разговаривал? Бредил, или как? Под Онгину брань размышлять всё-таки затруднительно: такие обороты, поневоле заслушаешься!

— Под белой луной и большим солнцем, щуровыми болотами, с кочки на кочку, да под корягу — в асурский портал! Хрустальным замком тебе по голове и Железную крепость под ноги, лунной сталью — в печёнку, светом вековечным — по глазам. Кувырком по Большой Дороге, через сто миров, да прямо к Спящему в задницу!.. Ромига, я кого спрашиваю? Или ты, заодно, язык себе отгрыз?

Ромига уже достаточно спокоен, чтобы, вопреки гневу, иронично улыбнуться Онге.

— Я ничего не отгрыз, а просто слушаю и запоминаю маршрут. Онга, ты потрясающе ругаешься! Ни у наших, ни у мохнатиков я таких загибов не слыхал! С кочки на кочку — в асурский портал. Это же просто поэзия какая-то! То есть, сначала под корягу… Жаль, записать нечем!

Углы Онгиных губ дёрнулись вверх, однако он не позволил себе ответной улыбки.

— Ромига! Прекрати паясничать! Я задал вопрос! Отвечай! — вот это уже не сотрясение воздуха, а команда, которой трудно ослушаться. И пока незачем.

— Онга, как ты думаешь, что ты со мной делал? И что пошло не по твоему плану? — Ромига тоже умеет играть голосом, чтобы трудно, очень трудно не ответить, причём, по существу.

— Ты мне — вопросом на вопрос? Я вылечил тебе руку, потом парализовал и поимел… Не удержался! А ты сперва таял от восторга, будто у тебя сроду — ни одного умелого любовника. Потом вдруг скукожился и чуть подо мною не помер. Хочешь сказать, ты это не сам? Не нарочно?