Тень Камбера

— Не уверен, что я смогу один это сделать, — повторил Арилан. — Да, наверное, во мне есть какие-то неведомые мне силы, способные передать могущество в подходящее время, но даже если я бы и был готов, Нигель сейчас не в состоянии его принять.

— Но он был готов стать королем, если бы с Келсоном что-то случилось во время прошлогодней кампании, — безразличным тоном сказала Софиана.

Арилан кивнул.

— Да, но это было прошлым летом. Кто мог подумать, что Келсон погибнет во время путешествия в поисках реликвий? Что он упадет в пропасть с проклятой тропы? После всего, что он пережил, умереть таким образом…

— Значит, Нигель подавлен? — нетерпеливо спросила Вивьен.

— Нет, но он очень сильно грустит. Он ошеломлен. Не знаю, как подойти к нему с этим вопросом.

Ларан в задумчивости поджал губы.

— Нужно небольшое вмешательство, — предложил он. — У нас есть снадобья, облегчающие процесс. Тебе доводилось и раньше давать их Нигелю. Я считаю, такая помощь определенно должна быть использована теперь, если ты один будешь пытаться передать ему магическую силу — чтобы не беспокоиться о физическом и даже психологическом сопротивлении.

С трудом подавив рыдание, Арилан сложил руки на столе перед собой и положил на них голову.

— Я не могу сейчас думать об этом, Ларан. Почему я не могу заставить вас понять это? Всех вас?

Его плечи затряслись, когда он дал волю своему собственному горю, впервые с тех пор, как всего несколько часов сообщил ужасную весть Дункану. Только Софиана, поняв, что он молча плачет, сообразила: им всем следует покинуть комнату и оставить его на некоторое время одного. Она горевала вместе с ним, когда вела остальных вниз по лестнице в ритуальный зал под названием кииль, чтобы там они молча помолились за упокой души мертвого короля.

Глава XVI Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его. [17]

C нечеловеческими усилиями, чтобы сдержать тошноту, Дугал заставлял себя жевать обгорелое вонючее конское мясо, запивая каждый кусок водой, потому что знал: ему нужно есть, или он умрет с голоду.

Ему никогда не нравилась конина, даже правильно приготовленная. При необходимости и в отсутствие достаточного количества припасов ему приходилось ее есть во время охраны границ. Более того, он терпеть не мог пережаренное мясо. А это было еще и тухлое. Он ел единственный кусок, который не испортился окончательно, после того, как пропекся на костре. Это помогло хоть как-то заглушить запах тления.

К сожалению, раздутый лошадиный труп уже наполовину прогнил, когда Дугал нашел его день назад, хотя день сейчас или ночь, не играло никакой роли в этом склепе вечной тьмы. Он нашел его по запаху, запутавшимся в кореньях и ветках, не очень далеко вниз по течению от того места, где он все еще сидел над остающимся без сознания Келсоном. Это была лошадь Джована. Дугал видел, как она и всадник падали вниз с тропы. Казалось, падение произошло чуть ли не полжизни назад. Он гадал о том, повезло ли уцелеть Джовану.

А вот проводнику точно не повезло. Его тело Дугал тоже нашел, недалеко от утонувшей лошади. На голове имелись две смертельные раны, мозг вытек, обе руки и ноги были сломаны, и их нельзя было бы вправить, даже если бы человек и не умер сразу от травмы головы.

Для монаха Дугал ничего не мог сделать, кроме как помолиться за упокой его души, но монах мог сослужить для него одну последнюю службу — или, скорее, для Келсона. Ряса под мокрым плащом была сшита из хорошей шерсти — теплой и легкой. Ее, конечно, требовалось постирать, потому что с телом брата Гелрика происходило то же, что и с мертвой лошадью. Но когда Дугал прополоскал рясу и высушил у костра, эта свободная одежда оказалась гораздо удобнее для Келсона, чем грязное платье, в котором он лежал уже непонятно сколько времени. Дугал делал все возможное, чтобы король оставался в сухости и чистоте, а также регулярно вливал ему в рот воду, но если Келсон в самое ближайшее время не придет в себя, у Дугала было мало надежд на то, что он выживет.

Лошадь также одарила его не только несколькими кусками горелого мяса: седельные вьюки каким-то образом остались прикрепленными к седлу и даже не развязались. Большая часть найденного добра не пригодилась бы никому, кроме утонувшего Джована, но Дугал обнаружил кресало, запасной ремень и несколько кожаных полос, которые потенциально можно было использовать. А с другой стороны седла — чудо из чудес! — нашлось крепкое яблоко, хотя и слегка подгнившее, и влажный кусок хлеба, начавший плесневеть.

Хлеб Дугал по крошкам скормил Келсону, отделяя плесень и заталкивая размоченные кусочки ему в рот, затем тут же вливая воду, чтобы облегчить глотание. Он попытался провернуть подобное и с яблоком, но это у него не получилось, и яблоко он съел сам, потому что не смел рисковать: Келсон мог подавиться, оставаясь без сознания.