Тень каннибала

Забродов, впрочем, послушно подался назад, дав полковнику возможность переступить порог и закрыть за собой дверь. При этом он — Забродов, разумеется, а не полковник, — запутался в собственных ногах и непременно грохнулся бы на пол, если бы не успел схватиться рукой за висевший на стене пятнистый армейский бушлат. Вешалка затрещала, но выдержала.

— А?! — с гордостью воскликнул Забродов. — Р-р-реакция! Ни у кого такой нет, только у нас, офицеров спецподр-р-разделений… А ну давай теперь я тебя толкну. Посмотрим, наш ты человек или агент Ант… Антанты. Если не свалишься — значит, наш.

«Ну и денек, — подумал Мещеряков. — Единственное, чего мне теперь не хватает для полного счастья, так это вернуться домой и поссориться с женой из-за какой-нибудь ерунды».

— Я не упаду, — сказал он, стараясь не морщиться.

— М-да? — с пьяным удивлением произнес Забродов. — А почему?

— Потому что позади меня дверь, — сказал полковник. — Ладно, Илларион. Я, пожалуй, пойду. Позвони мне, когда проспишься.

— Погоди, Андрюха, — взмолился Забродов. Он, казалось, пьянел прямо на глазах. — Слышь, ты, того… Ты понимаешь, какая история… В общем, рубликов сто не найдешь? До пенсии, а?

Мещеряков торопливо полез за пазуху, вынул бумажник и, борясь с нервной дрожью, протянул приятелю требуемую сумму. Ему казалось, что он спит и видит страшный сон: наяву такое не могло происходить.

Забродов подался вперед, чтобы взять деньги, в очередной раз потерял равновесие и вцепился в воротник полковничьего плаща, чтобы не упасть.

— Р-реакция, — заплетающимся языком повторил он, возя ногами по полу в безуспешных попытках принять вертикальное положение. — Нас с ног не собьешь… Нам, Андрюха, нет преград ни в море, ни, сам понимаешь, на суше…

Мещеряков вдруг насторожился и повел носом. Спиртным от Забродова не пахло. «Неужели наркотики?» — ужаснулся полковник, а в следующий миг с глаз его словно упала пелена.

— С-скотина, — прошипел он, отрывая пальцы Забродова от лацканов своего плаща. — Пусти, недоумок, ведь помнешь же! Что за идиотские шутки?

— Ну вот, — разглаживая на полковничьей груди плащ, совершенно трезвым голосом сказал Забродов, — уже и обиделся. У меня, видите ли, идиотские шутки. А вопрос, который ты задал вместо приветствия, не был идиотским? С чего это ты взял, что у меня запой?

Мещеряков сердито дал ему по рукам и самостоятельно привел лацканы плаща в окончательный порядок.

— А ты себя в зеркало видел? — проворчал он. — Папуас ты хренов! У тебя что, лезвия кончились?

— А, ты про это! — Илларион снова потер подбородок со скрипом, от которого Мещерякова передернуло. — А что, по-твоему, все бородатые мужчины — алкоголики?

— Нет, не все, — буркнул Мещеряков, — но очень многие. Особенно это касается таких, как ты, бородатых внезапно и скоропостижно. К тому же борода тебе совсем не идет.

— Да где ты видишь бороду?! — возмутился Забродов. — Так, немного щетины… Тоже мне, армейская жилка! Устроил тут утренний осмотр! Может, тебе еще подворотничок показать? Я что, не имею права немного расслабиться?

— Имеешь, — согласился Мещеряков. — Черт с тобой, зарастай хоть до самой… гм… поясницы. У меня только один вопрос, прежде чем мы оставим эту тему. Вот ты решил расслабиться… Ну и как, получается?

— Да как тебе сказать… — Забродов снова со скрежетом почесал щеку. Весьма относительно. Понимаешь, эта дрянь все время чешется, и спать на ней невозможно — колко. Так что эксперимент можно считать окончательно провалившимся. И потом, ты прав, эта свиная щетина мне не идет. Как увижу себя в зеркале — не поверишь, пугаюсь. Кто это, думаю, ко мне в дом забрался? Да ладно, хватит об этом. Давай раздевайся, проходи. Сто лет тебя не видел. Кстати, ты очень вовремя. Я тут собрался в некотором роде попутешествовать, побродить…

— И где же ты собрался бродить? — снимая плащ, спросил давно привыкший к частым отлучкам Забродова полковник. Он уже перестал сердиться: шутки и розыгрыши Забродова были сродни атмосферным явлениям, а кто же злится на погоду?

— Да я еще и сам толком не решил, — признался Илларион, принимая у него плащ и с подчеркнутой аккуратностью вешая его на плечики. — Россия большая, и в ней сколько угодно мест поинтереснее Подмосковья.

— Да уж, — с легкой завистью сказал Мещеряков. — Подмосковье в марте это… гм, да. Выходит, я действительно вовремя. И надолго ты решил исчезнуть?

— Да как получится. На день, на год — ну откуда мне знать? Как карта ляжет, в общем.

— Цыганское отродье, — пробормотал Мещеряков. Ему вдруг сделалось тоскливо. «Что за сучья жизнь, — подумал он. — Все время приходится выбирать, отказываясь от одного во имя другого. И почему-то в самом конце очень часто оказывается, что ты выбрал не то, что следовало выбрать, и отказался от того, что было тебе действительно нужно… Вот Забродов, к примеру, легко и непринужденно — во всяком случае, если смотреть со стороны, — отказался от карьеры кадрового военного. Генералом ему теперь уже не стать, да и полковником, пожалуй, тоже. Зато он волен жить, как ему вздумается, идти куда глаза глядят и отвечать при этом только за себя».